Дом на мысе Полумесяц. Книга первая. Братья и сестры

Китсон Билл

Рэйчел и юный Марк освободили ее от пут условностей, и в Ханне пробудились такие запасы энергии и жизнелюбия, о которых никогда не подозревали ее друзья и родные.

В доме на мысе Полумесяц вновь зазвучали детские голоса и смех. Что до последнего, громче всех порой смеялся не маленький Марк и не молодая миссис Каугилл, а сама Ханна. Конни заговорила об этой перемене с невесткой и напрямую спросила, не подмешивает ли та ее матери какое-нибудь веселящее зелье, столь благотворно влияющее на ее здоровье и настроение. Прежде Конни, ее муж Майкл Хэйг и их трое детей наведывались в гости к бабушке из чувства долга, но теперь стали радоваться этим встречам.

Ханна заново открыла для себя прелесть прогулок на природе с приятным спутником и энергичным малышом. Курорт Скарборо

был самым подходящим для этого местом; две женщины и их юный подопечный исходили город вдоль и поперек, от Оливерова холма до Северной бухты, от минеральных источников до Южной бухты, от расползающихся во все стороны окраин до лабиринтов улочек и переулков старого города.

Они гуляли и разговаривали. Говорили о прошлом, настоящем и будущем. Для Ханны в каждом из этих времен скрывался особый интерес и особая радость. Как ребенок, готовый слушать любимую сказку на ночь сотни раз, она никогда не уставала от рассказов Рэйчел о том, как они с Марком познакомились и полюбили друг друга.

— Я никогда не называла его Сонни, как остальные; для меня он всегда был Марком, — вспоминала Рэйчел. — Никто, кроме меня, не называл его так; это имя принадлежало только мне. Когда его к нам привезли, он был ужасно ранен. Мы не надеялись, что он выживет. Думаю, врачи просто делали что должны, ни на что не рассчитывая. А я с самого начала почему-то решила, что он особенный, что я обязана его спасти. Не знаю почему, но я потом поняла, что, наверное, влюбилась в него еще тогда. Он долго пролежал без сознания, и, может быть, именно это ему было и нужно; организм должен был восстановиться после операций. День за днем, ночь за ночью я сидела у его постели, хотя нарушала все правила, пренебрегая другими пациентами. Дважды в день я меняла повязки, каждый раз промывая раны. Мне приходилось кормить его с ложки, хотя в первые дни это было тяжело. Иногда он съедал немного супа или каши, даже мороженое, хоть и лежал без сознания. Я видела это и надеялась, что он прорвется. Наконец он очнулся; это было само по себе удивительно. — Рэйчел улыбнулась, вспоминая миг, когда Сонни открыл глаза. — Я меняла ему бинты. Подняла голову и увидела, что Марк на меня смотрит. Я ощутила такую благодарность, что потом пошла в тихий уголок и зарыдала от облегчения и счастья. Наверное, в тот момент надо было понять, что я влюбилась, но я тогда не понимала.

Лишь потом, когда он встал и начал ходить, хоть и на костылях, он признался, что тоже меня любит. Сперва я решила, что это не любовь, а признательность, но потом он меня поцеловал, и в этом поцелуе было столько страсти, что я перестала сомневаться в его чувствах. После этого уже казалось неизбежным, что мы поженимся, и, когда его отпустили в увольнительную, он предложил так и поступить.

— А тебе когда-нибудь было обидно, что вы пробыли вместе совсем недолго? — спросила Ханна.

— Мне обидно каждый день, — честно призналась Рэйчел. — Я просыпаюсь с этой мыслью каждое утро. Иногда вижу молодые пары, у которых еще все впереди, и думаю: а ведь это могли бы быть мы с Марком. Но останутся ли эти пары вместе или разойдутся? Я почему-то знаю, что мы с Марком не разошлись бы, и оттого обидно вдвойне. С другой стороны, нам не хватило бы и целой жизни. Поэтому остается лишь лелеять чудесное воспоминание о недолгом времени, которое у нас было, и благодарить судьбу за маленького Марка, ведь, пока он со мной, его отец в некотором роде тоже рядом.

Ханна со слезами на глазах обняла невестку.

Позже, успокоившись и поразмыслив, Ханна спросила Рэйчел, думала ли та о будущем.

— Ты не можешь отдать всю жизнь ребенку, — сказала она. — Он будет расти и все меньше в тебе нуждаться, потом женится и уедет прочь. Меня к тому времени уже не будет. Что ты станешь делать тогда? Больно думать, что до конца жизни ты останешься одна.

Рэйчел призналась, что почти об этом не задумывалась.

— Сестринское дело было для меня призванием, а не работой. Можно сказать, я была миссионеркой, полной рвения и жажды помогать и исцелять. Потом в моей жизни ненадолго появился Марк, после него малыш Марк, который нуждался во мне и до сих пор нуждается. Если вы спрашиваете,

не думала ли я о том, чтобы снова выйти замуж, ответ «нет», в этом я совершенно уверена. Все, чего я хотела, у меня отняли. Любой другой мужчина всегда будет проигрывать в моих глазах Марку. И по отношению к этому новому мужчине это будет несправедливо, потому что мое сердце навсегда будет принадлежать Марку и никто не захочет играть вторую скрипку для призрака, с которым его вечно будут сравнивать. Так что, пожалуй, единственное, чем я хотела бы заниматься, — сестринское дело. Возможно, я таким образом смогу приносить пользу людям.

* * *

Директор банка нервничал. Джеймс Фишер вручил ему чашку кофе, обошел стол и сел. Его кабинет был просторным и светлым. Здание новой штаб-квартиры «Фишер-Спрингз» достроили несколько месяцев назад. Джеймс Фишер сам следил за проектированием и строительством, только обустройство своего кабинета поручил Элис. Та сидела за вторым столом, таким же, как первый; он стоял под прямым углом к столу мужа.

Две стены кабинета были застеклены почти от пола до потолка, и комнату заливал свет. Для защиты от жаркого австралийского солнца на окнах висели жалюзи, а сами окна распахивались, впуская живительный ветерок, дувший даже в самые знойные дни и охлаждавший комнату. Этот морской бриз называли «фримантлским доктором»; он шелестел бумагами на столе Джеймса, а трое собравшихся тем временем обсуждали банковский кризис.

Джеймс велел директору банка начинать.

— Проблема возникла из-за нашего же успеха, — сказал директор. — Банк стремительно расширялся, исчерпал инвестиционные фонды и оказался в уязвимом положении. Наша слабость в том, что фондов не хватает, чтобы продолжать кредитование и не вызвать дефицит притока наличных. Но спрос растет. Мы должны инвестировать, но большинство наших клиентов — заемщики, а не кредиторы. Если мы перестанем кредитовать, возникнет кризис доверия; это, в свою очередь, обернется против нас. Парадокс в том, что наши прибыли огромны, но уходят сразу на новые кредиты. — Он выдержал паузу, чтобы его собеседники могли обдумать проблему. — Я обратился к вам, потому что знаю, что с нами связана лишь малая толика вашего банковского бизнеса. Говорят, ваши предприятия приносят большой приток наличных денег. Во всем штате вы, пожалуй, единственная компания, располагающая нужными нам ресурсами. Инвестировать нужно много, но прибыль тоже будет огромной.

Джеймс долго смотрел на банкира, прежде чем ответить. Патрик Финнеган перевелся в этот банк совсем недавно, а прежде занимал руководящий пост в Новом Южном Уэльсе. Если бы Финнеган заведовал банком, когда они с Элис только начинали, они могли быть крупнейшими клиентами банка на сегодняшний день.

— Какая сумма нужна для покрытия текущих расходов? — спросил Джеймс.

Финнеган ответил сразу:

— Около миллиона.

Ни Джеймс, ни Элис даже глазом не моргнули.

— А что дальше? — спросила Элис.

— Дальше? — переспросил Финнеган.

— Вы говорите, что вам нужно покрыть текущие расходы, но так банк лишь выгадает время. Если ваша стратегия верна и окупается и проблема лишь в нехватке инвестиций, сколько еще понадобится банку, чтобы продолжать расти и расширяться, открывать новые подразделения и тому подобное? — спросила Элис.

Финнеган посмотрел на нее с уважением, восхищением и почти благоговейным трепетом.

— Должен признать, миссис Фишер, — прямо ответил он, — такого вопроса я не ожидал. Но, полагаю, на все это понадобится не меньше трех миллионов долларов.

И снова ни Элис, ни Джеймс не выказали никаких эмоций.

— Любой инвестор, вкладывающий такую крупную сумму, — прокомментировал Джеймс нейтральным, почти равнодушным тоном, — захотел бы быть причастным к управлению банком.

Финнеган кривовато улыбнулся.

— Любой инвестор, вкладывающий такую крупную сумму, безусловно, получит управление банком в свои руки, — ответил он.

Джеймс и Элис коротко переглянулись, почти не поворачиваясь друг к другу, а потом Джеймс встал и протянул руку, показывая, что беседа окончена.