Дом на мысе Полумесяц. Книга вторая. Накануне грозы
Шрифт:
Тридцать первого декабря Марк и Дженни пошли ужинать и танцевать в один из шикарных отелей Скарборо. Оркестр играл песню «Настроение любить» Джимми Макхью и Дороти Филдз; Дженни с Марком танцевали, и Дженни тихо напевала юноше на ухо.
— Я рад, что у тебя такое настроение, — прошептал Марк, когда она пропела строки припева.
— Почему? — подозрительно спросила Дженни и слегка отклонилась назад, посмотрев на него.
— Потому что за три месяца учебы в университете, когда мы могли лишь переписываться, я понял, как сильно мне тебя не хватает и как пусты мои дни, когда тебя рядом нет. Дженни, ты выйдешь за меня?
— Марк, — запротестовала Дженни
— Да, и не уйдем, пока ты не ответишь, — сказал Марк и притянул ее к себе.
— О нет, я отвечу, только когда мы вернемся за столик.
— Хорошо. — Марк взял ее за руку и утащил с танцпола. Усадил за стол и спросил: — Ну что?
— А кольцо? — возмутилась она.
За ее спиной возник официант и протянул ей серебряное блюдечко, на котором лежала одна роза и маленькая голубая бархатная коробочка. Как в тумане Дженни пробормотала «спасибо» и взглянула на Марка; тот смотрел на нее с нетерпением. Она открыла коробочку и радостно ахнула: бриллианты обручального кольца поблескивали и мерцали в полумраке бального зала. Дженни достала кольцо из коробочки и положила на скатерть.
— Надень сам, — велела она.
Марк взял кольцо и надел его на средний палец ее левой руки.
— Значит, решено, — неопределенно отвечала Дженни.
— То есть ты согласна выйти за меня? — с надеждой спросил Марк.
— Мой дорогой дурачок, мой чудесный Марк Каугилл, ну разумеется, я согласна! Я влюблена в тебя уже миллион лет и последние три года жду и надеюсь, когда ты попросишь меня стать твоей невестой. А месяцы разлуки обострили мои чувства.
Наутро Рэйчел Каугилл, осведомленная о планах Марка, не находила себе места. Время шло, нетерпение ее увеличивалось, как Сонни ни пытался ее успокоить. Наконец она не сдержалась и объявила:
— Я его спрошу.
Поднявшись наверх, она громко постучала в дверь комнаты сына. Через минуту тот сонно отвечал:
— Заходите.
Рэйчел открыла дверь. Марк сидел в кровати, натянув одеяло под подбородок. Он бросил сонный взгляд на мать, а та спросила:
— Ну что она ответила? Согласилась?
Тут из-под одеяла высунулась рука. Бриллианты блеснули в лучах утреннего солнца.
— Ох, дорогой, поздравляю, — громко сказала Рэйчел и добавила: — И Дженни поздравлю, когда ее увижу. — Она поспешно удалилась.
Когда Рэйчел спустилась, Сонни мерил шагами коридор.
— Ну что? Дженни согласилась?
Рэйчел загадочно улыбнулась:
— О да, дорогой. И это не единственное, на что она согласилась.
Чуть позже Рэйчел отвела Марка в сторону:
— Марк, я понимаю, что это один из самых счастливых дней в твоей жизни и радости твоей нет предела. Но все же хочу напомнить, что это дом твоей бабушки и она не в курсе обстоятельств, в которых я вас с Дженни сегодня застала… Прошу, отнесись к ней с уважением.
— Прости, мама. Этого больше не повторится, — смущенно проговорил Марк.
Рэйчел наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Еще как повторится. Но только не здесь.
За ужином только и говорили, что о помолвке Марка и Дженни. Все обрадовались, узнав о грядущей свадьбе, но особенно Ханна. Марк был ее любимчиком; они с матерью поселились в доме на мысе Полумесяц вскоре после смерти ее мужа Альберта, когда она и Сонни считала погибшим. Детские проделки Марка и Дженни вылечили Ханну от тяжелой депрессии. Теперь, спустя много лет, Ханна была вдвойне счастлива за молодую пару.
В то время любые семейные ужины неизменно заканчивались разговорами о политике и волнениях в Европе и
— Как можно преследовать человека только потому, что тот родился евреем, цыганом или славянином? — спросил Марк. — Мы не выбираем свое происхождение; у этих людей не было выбора. С таким же успехом можно наказать человека за то, что он родился левшой, у него рыжие волосы или голубые глаза.
— В этом веке Германия уже принесла нам много бед, — согласилась Ханна, — ждите повторения того же сценария. Немцы найдут повод напасть на маленькие пограничные страны, а там не успеешь опомниться, как всех нас затянут в конфликт.
Наоми плотно сжала губы, услышав последний комментарий, а Саймон успокаивающе сжал ее руку под столом.
Сонни попытался разрядить обстановку:
— Главное, чтобы мистер Чемберлен[18] оставил нам хоть немного оружия, а то и сражаться будет нечем. Говорят, Германия наращивает вооружения, а он, наоборот, твердит о сокращении армии. Позор, одно слово.
— Фашизм — зло, — заметил Саймон, — я успел убедиться в этом своими глазами, когда мы с Джошем были в Германии и фашисты только пришли к власти. Одному богу известно, на что они способны теперь. И не только Германия в это втянута. Австрия, Италия, Болгария, Португалия — везде у власти фашисты. В Испании бушует гражданская война, и, если там националисты придут к власти, весь Иберийский полуостров окажется под контролем правых экстремистов. Франция будет в окружении, и при таком раскладе там вполне могут установить марионеточный фашистский режим. А от Франции до берега Кента всего двадцать две мили. Мы уже видели их методы; Мосли и его чернорубашечники[19] промышляли и на наших улицах. Никто не хочет, чтобы в стране заправляли эти скоты.
Глава двадцать восьмая
Утром двадцать первого января 1936 года Англия погрузилась в траур. Накануне вечером умер король Георг Пятый. На трон заступил его сын Эдвард. Через неделю обитатели и слуги дома на мысе Полумесяц собрались вокруг радиоприемника, слушая прямую трансляцию похорон. В Лондоне Джессика Танниклифф стояла в толпе, заполонившей улицы, и провожала короля в последний путь.
Переезжая в Лондон, Джессика не представляла, что ее жизнь сложится именно так. Она закончила бизнес-колледж и прозябала на скучных, бесперспективных должностях. С мрачной решимостью она терпела. Из пары контор быстро уволилась, так как у них с начальником оказались разные представления о рабочих обязанностях. В последний раз, когда это случилось, она оставила на память похотливому боссу несколько царапин на обеих щеках, добавив: «Попробуйте объяснить это жене». Представив реакцию супруги босса на шрамы, явно оставленные женскими ногтями, Джессика испытала удовлетворение.