Дом на Уотч-Хилл
Шрифт:
Я всё ещё силилась уложить в голове тот факт, что моя мама сказала Эсте что-то, чего не говорила мне. «Ты пила чай с мамой?» — спросила я, пытаясь вообразить это маловероятное событие.
Смайлик, закатывающий глаза. «Какое это вообще имеет отношение к делу? Эта чёртова штука у тебя?»
«Он пережил пожар. Что ты знаешь о сейфе?»
«Ничего, только то, что она хотела передать его тебе».
Долго плясали три точки, свидетельствующие о
«После смерти Джоанны с тобой происходило что-то странное?»
«В каком смысле странное?» — увильнула я.
«Ответь на вопрос».
«Мы можем поговорить, когда ты приедешь сюда».
«Ещё как поговорим. Что-то случилось. Но ты в порядке?»
«Да».
«Не паникуешь из-за чего-либо?»
«Вовсе нет».
Это была маленькая, необходимая ложь. Если она подумает, что я паникую, она приедет сюда сегодня же после обеда, а мне нужно время, чтобы переварить стремительный и странный поворот моей судьбы и, если повезёт, перестать бесконтрольно плакать в неожиданные моменты. «Вовсе нет».
«Тогда до пятницы. В час дня».
«В шесть!»
«Увидимся ?»
«В шесть! Я серьёзно! Это важно».
В этом вся Эсте. Никаких правил. Она жила дерзко. Если страсть была валютой вселенной, и ты получал столько же, сколько отдавал, то неудивительно, что её жизнь была такой богатой и красочной, а моя такой истощённой. Я делала правильные вещи, необходимые вещи, стоически и, надеюсь, с капелькой маминой грации. Единственная страсть, которую я когда-либо позволяла себе — это секс на одну ночь.
Я также ни разу не видела ни унции взрывной страсти в маме. Любовь? Да. Глубокая и безусловная. Часто тихая радость. Дикая, неограниченная энергия? Никогда. Кроткая мать, кроткая дочь. Женщины Хантер обладали взрывной выдержкой. Женщины Грей обладали опрятной замкнутостью. Когда-то я также говорила, что женщины Грей не хранили секретов друг от друга. И всё же мама сказала Эсте то, чего никогда не говорила мне. Это беспокоило меня сильнее, чем я позволяла себе думать об этом, так что я оттолкнула данную мысль, вместо этого сосредоточившись на здесь и сейчас.
Растянувшись на мягчайших простынях из всех, что когда-либо ласкали мою кожу, на самом роскошном матрасе из всех, на которых я когда-либо спала, в самом изысканном доме, что я когда-либо видела (не считая чудовищного, отталкивающего экстерьера), я поклялась, что как только я подпишу те бумаги — и да, я подпишу их; у меня не было жизни, и только дурак добровольно вернётся к такому — я выберу свои мечты и буду стремиться к ним так же свирепо, как это делала Эсте. Мама не хотела бы от меня меньшего. Если рай как таковой существовал, и она была там — а нежная, хорошая
Мысли о маме пробудили в мозгу фрагменты почти забытого кошмара. Обнимание её, потом понимание, что это вообще не моя мать. Вызывающая ком в горле вонь разложения, жадность и злобность существа, которое стиснуло меня. Странный, приглушённый смех, который я вообразила себе в стенах дома.
— Абсурд, — хрюкнула я, отбрасывая одеяла и вставая с кровати. Я была измождена и эмоционально, и физически, находилась в неоспоримо странном доме и ещё более странной ситуации. Естественно, мне привиделся дурной сон.
Мои варианты на день ошеломляли меня: принять душ в роскошной спа-ванной или поплавать с утра? Проверить, не скрывается ли за каждой из тех подъёмных дверей гаража по машине, и использовать одну из них, чтобы съездить подписать бумаги, которые сделают меня 150-кратной миллионершей, или остаться здесь и изучать дом, который мне якобы предстояло унаследовать? Найти кабинет Джунипер Кэмерон и поискать результаты генетического анализа, доказывающего наше родство, или поехать в Дивинити и поискать работу? Стоит ли вообще искать работу, или вместо этого изучить колледжи поблизости?
Я решила, что как минимум должна позволить себе те три дня до приезда Эсте, чтобы акклиматизироваться и обдумать варианты. Мне предстояло планировать будущее, мечтать мечты, и в сладком золотистом свете утра, льющемся в окно над бассейном с мягкими шезлонгами, на которых я сегодня днём планировала провести минимум час, ни одна из этих мечт не была кошмаром.
***
Прошлым вечером во мраке поместье Кэмерон как будто обширно и грозно нависало надо мной, пока я, как крошечная точка на карте, которой я никогда не видела, вслепую шарахалась по нему.
В мягком свежем свете луизианского утра дом ощущался совершенно иначе, как будто гостеприимно простираясь во все стороны. «Приди и осмотри меня, изучи меня, я весь твой!» — бодро восклицал он.
Немыслимо.
Несмотря на свой скептицизм, я вступила в игру. Когда я вышла из спальни после самого роскошного душа в моей жизни, наконец-то смыв с кожи запах Келлана, и лестница поманила вверх, а не вниз, я поддалась искушению бесцельного исследования. Я была владычицей своего дня впервые за неизмеримо долгое время и решительно настроилась смаковать эту роскошь столько, сколько она продлится.
Поднимаясь по лестнице, я заметила восемь витражных панелей из стекла, встроенных в крышу своеобразного чердака, венчавшего лестничные пролёты высоко надо мной, и к рамам крепились, кажется, рукоятки. Каждая из серо-зелёных с золотом панелей вмещала символ из трёх ветвей замысловатых спиралей, закручивавшихся против часовой стрелки, которые, похоже, имели архаичное происхождение, и я сделала мысленную пометку спросить о них у мистера Бальфура. Я жаждала знать детали прошлого особняка, если это правда моя история. Мысль о том, что у меня могли иметься корни, уходившие на сотни лет в прошлое, тихо опьяняла.