Дом на Уотч-Хилл
Шрифт:
— Зачем ты приходишь? — спросила я приглушённым голосом, когда они ушли. Приглушённым, потому что момент казался каким-то магическим, их встреча вызывала благоговение.
— Я не знаю, — ответил он как будто с лёгким раздражением.
Я слабо улыбнулась. Неужели Девлин Блэкстоун, под всеми этими татуировками и вампирской кожей, вопреки бесчисленным векам, что он прожил, и войнам, что он наверняка видел и, возможно, даже участвовал в них, до сих пор оставался романтиком в сердце?
— Он привлекает меня. Однажды, давным-давно, он бегал со мной. Лишь однажды. Возможно, я прихожу в надежде, что это повторится.
—
— Я могу принимать другие формы.
— Расскажи мне, — потребовала я.
Он резко взглянул на небо.
— Бежим со мной сейчас. Приближается рассвет.
Развернувшись, мы побежали. Я понятия не имела, что может случиться с Девлином, если его коснётся свет дня, и не имела желания выяснять. Я чувствовала… желание защитить его. Ни разу я не испытывала такого ни к кому, кроме мамы.
Чёрт бы его побрал, но этот мужчина пробрался под мою кожу.
Глава 22
Алисдейр
Этой ночью она видела нас вместе.
Меня разъяряет то, что мне недостаёт языка, чтобы произнести слова, которые она может понять.
Я бы сказал ей бежать с величайшей спешкой и никогда не оборачиваться назад! Не позволять себе даже праздных раздумий об этом проклятом месте.
Молодая ведьма уже тонет, тонет, и я не в силах бросить ей канат, чтобы спасти из зыбучих песков, которые её затягивают.
Тьма вокруг неё со всех сторон.
Свет тоже, но свет всегда страдает от одного недостатка — того, что тьма не борется по-честному.
Есть правила, которых светлая ведьма не нарушит. Были нарушены правила, за что светлая ведьма будет наказана, причем сурово, о чём ей вскоре предстоит узнать.
Нет правил, которые блюла бы тёмная ведьма.
Иногда надо запачкать свои руки, ведьма… не позволять, чтобы их пачкали за тебя, пока ты слишком отвлечена на отвлекающие факторы, которые они организовали.
Во имя Дагды, я прямо здесь!
Я должен каким-то образом найти способ общаться.
Захватить страницы гримуара на долгое время оказалось мне не под силу. Его многие стремятся контролировать. Воздух в старой хижине, которая давным-давно должна быть снесена, переполнен вмешательствами гуще, чем паутиной!
Ах, как невинно всё начиналось, и как быстро стало каким угодно, только не невинным…
Ребёнку было двенадцать в ночь, когда Смерть пришёл снова.
Её папу принесли домой с войны, рана от боевого топора глубоко рассекала его грудь, слишком ужасная, чтобы кто-либо сумел её исцелить. Её мама взглянула один раз и пошла за деревенским священником, пока мужчины, которые принесли его, вернулись к своим семьям, ибо получили менее серьёзные раны.
На сей раз, когда пришёл Смерть, голос одинокой, плачущей юной девочки звенел
Смерть потребовал: «Ты уверена, что желаешь этого?»
«Да, — прокричала девочка. — Оставь его в покое! Верни его мне!»
«У этого есть цена», — сказал Смерть.
«Меня это не волнует!» — закричала она.
Его взгляд значительно похолодел, и Смерть ответил: «Однажды будет волновать».
Затем великий Араун растворился в тенях, возвращаясь в Потусторонний Мир, далеко не поверженный. Ибо когда Араун приходил, кто-то уходил. Ни разу Лорд Смерти не возвращался в своё королевство, Аннун, без души.
Когда её мама вернулась со священником, то нашла своего мужа сидящим за столом, едящим хлеб и мясо в озадаченном и настороженном молчании.
Почти бессвязно лепеча, её мама заверила священника, что, должно быть, в темноте перепутала мужа с одним из других раненых мужчин и поспешила выпроводить духовную особу из их хижины.
Но она знала, что это её муж лежал на пороге Смерти, с губительной раной, рассекающей его грудину.
И она знала, как много других людей тоже видели это.
Настороженным и напуганным взглядом она посмотрела на девочку, припоминая тот день, когда она сама свалилась с крыши. Она была уверена, что почувствовала, как что-то сильное и крепкое в её шее сделалось мягким и сломанным. Она не разрешала себе слишком задумываться об этом. Чудеса, благословения — всё это слишком возвышенные вопросы, чтобы кто-то вроде неё задумывался о таком.
Девчушка, непокорно выпятив подбородок, с долей того, что вскоре станет колоссальным высокомерием, выкрикнула: «Я отослала Смерть, совсем как для тебя! И прекрати говорить мне, что я воображаю вещи. Посмотри на папу — он исцелён. Я это сделала!»
Фермеры переглянулись, затем её папа кивнул. Повернувшись к девочке, он сказал: «Ты больше никогда не произнесёшь ни слова об этом. Никому!»
Приказав её матери схватить только абсолютно необходимые вещи, он быстро пошёл взять золото, ибо их точно на рассвете сожгут как ведьм, обвинив в якшании с бесами ада и повелении демонами, если они останутся в хижине до того момента, как придут сельчане.
Пока они крались сквозь лес под серебристой луной, они наткнулись на фермера-соседа, славного мужчину и друга, который сначала был поражён, а потом разъярился и ужаснулся, увидев её папу ходящим и живым, двигающимся так, будто ему и не причиняли вреда. Ибо их великий лэрд, О'Киф, умер той ночью, смертельная рана от боевого топора внезапно появилась в его груди, хотя в сражении ему не было причинено такой травмы. На глазах десятков свидетелей О'Киф начал хлестать сердечной кровью, грузно упал на пол и умер, пока ледяной ветер лихорадочно трепал гобелены на стенах. Такие дела явно были творением дьявольских рук!