Дом с золотыми ставнями
Шрифт:
Сыну в эти дни исполнилось восемь, и хотя точную дату его рождения я назвать не могла, – календарь для нас оставался понятием отвлеченным, – главное, что он родился в эти прозрачные дни. Я про себя знала, что тоже родилась в феврале – и меня всегда волновало без причины это время. И если так считать, то мне в ту зиму исполнилось двадцать восемь.
Но что-то в тот февраль тревожило и бередило больше обычного, и по временам, обманывая слух, чудился отдаленный, замирающий, протяжный звук. Я не поверила себе, услышав его впервые. Но он повторялся сильнее и сильнее, пока не зазвучал в полную силу, тревожил и звал. Кто слышал его однажды – не может
– Ветер нашей судьбы переменится. Я слышала раковину Олокуна.
– К лучшему или к худшему? – спросил Гром.
– К лучшему, я думаю. Хотя достанется оно не легко.
– Что и когда легко давалось негру? – усмехнулся Факундо.
Он к этому времени уже полностью был здоров и набрал прежний вес, так что у лошади екала селезенка, когда он без стремени, птицей, взлетал на седло. Он по вечерам прогуливал коней по ближним тропинкам, и со дня на день мы ждали Каники, который весь сезон дождей провел, то отдыхая в Касильде, у ниньи, то слоняясь от имения к имению, вынюхивая, выведывая и разведывая: где, что, как. Однако никаких вылазок в эти четыре или пять месяцев он не предпринимал, хорошо понимая, что после того отчаянного случая лучше затаиться и переждать. Он был отпетый, куманек, но все же не самоубийца.
Он явился, пешком – как всегда, когда ходил один, и не с той стороны, откуда мы его ждали.
– Я был у Марты, – сказал он. – Там у нее какая-то парда, такая очень видная женщина в годах, примерно как сама Марта. Сандра, ей зачем-то надо тебя видеть, именно тебя.
– Как ее зовут, эту парду? – спросила я. Кум пожал плечами:
– Она не сказала имени, но Марта говорит, что все надежно. Марте совсем не выгодно иметь дело с жандармами. Если бы ветер дул с этой стороны, ее интересовал бы скорее я, чем ты. И при чем тут баба, тем более цветная, тем более старуха? Нет, ищи в другом месте.
Ну, я поискала и, кажется, нашла, откуда может дуть этот ветер; но вот кто была эта нежданная сваха – не догадалась до последнего момента, когда со всеми предосторожностями, оставив остальных дожидаться в лесу, напрямик через маисовое поле прошла к маленькой аккуратной финке.
Это оказалась собственной персоной Евлалия, экономка сеньора Суареса и распорядительница его уютного особняка в Гаване. Зря Каники назвал ее старухой: в пятьдесят она была еще бодра, свежа и недурна собой.
Ни хозяйка, ни гостья не спали, несмотря на то, что стояла глухая ночь. Они ждали меня, потому что Марта хоть и не знала места, где находится паленке, но имела возможность прикинуть расстояние, которое отделяет поселок беглых от ее дома, способ передвижения, а следовательно, время возможного появления того, кого они ждали – то есть меня.
– Наконец-то, – проворчала Марта. – Чего ты колупалась? Я же сказала – все безопасно.
– Как сказать, – отвечала я усаживаясь. – Еще полгода не прошло, как один наш общий приятель заявил, что вздернет на месте любого из нашей компании, кто попадется в руки.
– Тебя, красавица, это в любом случае не коснется, – у Евлалии был усталый голос и усталый вид. – На, это тебе от нашего общего знакомого.
Она вынула письмо из просторной блузы и подала мне. Оно было запечатано и подписано: "Кассандре Лопес, в собственные руки".
– Откуда ты знала, где меня искать? – спросила я капитанскую экономку. За нее ответила Марта:
– К кому же обращаться в случае чего, как не к старой подруге! Много лет назад мы начинали вместе в борделе на улице
– Не знаю, право, – отвечала я, – ты, Марта, тоже неплохо устроилась.
– Не с ней сравнивать, – возразила толстуха. – Вишь ты, какая чистенькая! Что твоя барыня! Дочку замуж отдала за белого прощелыгу.
– Да, прощелыга, – заметила Евлалия спокойно. – Но он белый, и моя дочь официально белая сеньора, а внуки белые ангелочки. То, что он ни к чему не способный бездельник, меня мало волнует, но мои внуки не будут считаться цветными. Я еще в силе и сумею их поддержать, а скоро они станут на ноги. Я заработаю на приданое внучке, унгана, если ты напишешь ответ немедленно, и на учебу внука – если в ответе будет написано то, что капитан ждет.
Я, однако, не торопилась вскрыть печать. Экономка вызывала у меня одновременно и уважение, и неприязнь.
– Так ты решила окончательно отделаться от черного прошлого, Евлалия?
– Оно мне ни к чему, – последовал ответ, – а моим детям подавно. Быть цветным очень невыгодно, детка. В каком-то смысле это хуже, чем быть откровенно черным, как ты.
– Ты знаешь историю, из-за которой я сбежала?
– Слыхала что-то, – ответила она равнодушно.
– Знаешь, сколько я смогу заплатить тебе, если ты разыщешь моего белого мальчика?
Тут-то она взглянула на меня с интересом, хотя и недоверчиво. Перевела вопросительный взгляд на Марту:
– Не врет?
– Нет, – коротко ответила старая воровка. – У этой негры полно серебра. Не мое дело, где она его добыла, но сыплет им не скупясь.
– Договорились, – сказала экономка. – Капитан не должен ничего знать?
– Нет, конечно.
– Это его мальчишка?
– Нет, не его.
– Белый, ты говоришь, чисто белый? Удивительно, как это получилось с первого раза. Обычно требуется долго подливать сливки в кофе – раза три-четыре, не меньше.
– Вот так получилось – не просто белый, а блондин, правда, кудрявый. Сейчас ему одиннадцатый год – мог и измениться.
– Надо же, блондин, – качала головой Евлалия. – Я поищу, так и быть, и если что-то выйдет, напишу Марте.
Я уже хотела было встать, но экономка схватила меня за руку:
– Эй-эй, а письмо? Я сюда добиралась не из любви к красивым историям. Хотя одну придется сочинить – на тему о том, как тебя искала и каким опасностям подвергалась. Может, выжму с капитана побольше. У него-то денег куры не клюют.
Письмо, о котором за разговором я едва не позабыла, оказалось коротким.
"Дорогая Кассандра!
Мне больно получить о тебе известия после стольких лет при обстоятельствах столь трагичных. Не менее больно знать, каким образом ты используешь свои многочисленные таланты. Однако речь сейчас не об этом.
Думаю, твой муж, с которым я имел удовольствие беседовать в обстоятельствах так же весьма затруднительных, честно передал тебе все мои предложения. Не имея от тебя ответа в течение нескольких месяцев, я предположил две возможности: или ты мои предложения сочла неподходящими, или не имеешь возможности отправить мне письмо. Надеюсь, что правильным окажется второе предположение. Известная особа взялась доставить мое послание тебе лично. Прошу тебя с этой же особой отправить свой ответ, и в случае положительного решения назначить место и время, удобное тебе. Личная безопасность будет обеспечена моим словом – кажется, ты знаешь, что на него можно положиться. Прими во внимание лишь расстояние и время, в течение которого я смогу явиться в назначенное место.