Дом там, где твое сердце
Шрифт:
Она лежала, вытянувшись во весь рост на чём-то мягком; воздух словно застыл вокруг, оцепенев мёртвой тишиной, и страшно чесался нос. Дав мозгу время усвоить первые впечатления, Элиза попробовала приподнять руку, но та казалась налитой свинцом. Нос чесался всё сильнее, из глаз готовы были хлынуть слезы.
– Поросячьи хвостики! – женщина оглушительно чихнула. И открыла глаза.
Она лежала на кровати в гостевой спальне – очень милой комнате, оформленной в серебристо-голубых тонах. Как она тут очутилась? Вроде бы день начинался для неё в гостиной возле камина – а потом всё, провал в памяти длиной
Спустив ноги, Элиза с трудом сползла с кровати. Колени отчего-то подгибались, будто за полтора часа она успела пробежать марафон до окраины Парижа и обратно. Не устояв, Элиза мягко опустилась на пол. «Поросячьи хвостики», как называла щекотку Мелисса Линтрем, её мать, были чиханием выброшены из носа, но приземлились на руку и озорничали теперь там. Кожа на сгибе правой руки зудела и чесалась, словно её укусило какое-то насекомое. Элиза рассеянно потрогала ногтём вспухшее красноватое пятнышко, напомнившее ей укус. Странные насекомые кусаются в марте… А ещё интересно, куда подевался этот мерзавец, этот так называемый муж?
Белая вспышка полыхнула под сомкнутыми веками Элизы, будто взорвалась ярко горевшая в комнате газовая лампа, заставив женщину охнуть и привалиться спиной к кровати, неловко подогнув ноги под себя. В самом центре вспышки возникла картинка, всё увеличивающаяся, словно оператор задался целью с помощью наезда снять крупный план. Светловолосые обнажённые женщина и мужчина лежат, обнявшись, в ворохе простыней, в переплетении рук и ног не разобрать, кому принадлежит какая конечность. Любовники явно утомлены, но лица их светятся разделённым наслаждением и счастьем. Женщина улыбается, потягивается в истоме, глядя на Лиз зеркальным отражением. Любовник-блондин, обладатель хорошо развитого загорелого тела, кладёт руку ей на грудь…
– Мадам! – пронзительный вскрик совсем рядом прогнал наваждение. Элиза поморгала. Что это было: давнее воспоминание или обман, проделки дьявола? Когда это происходило с ней и почему вспомнилось именно сейчас? Щекочущий голосок в голове нашёптывал, что всё это не случайно.
– Мадам Алис! – Белль тянула Лиз за руку вверх, пытаясь заставить её подняться. – Как вы себя чувствуете?
Элиза не смогла признаться, что чувствует себя полной дурой. Она до сих пор явственно ощущала маленькие пальчики, копошащиеся в её голове.
– Белль… – голос прозвучал хрипло, Элиза кашлянула, с усилием сглотнула и попробовала ещё раз. – Белль, ты не знаешь, как я здесь оказалась?
Опытная горничная не выдала своего удивления даже движением бровей.
– Вы пришли, мадам. Поднялись по лестнице из гостиной и сразу, не раздеваясь, легли. Я попробовала уговорить вас снять платье, но вы так глянули на меня… – горничная поёжилась.
– Как глянула, Белль? – настаивала Элиза. – Я спрашиваю не из глупого любопытства. Последнее, что я помню – рука мужа держит меня за плечо. А потом я уже здесь.
– Ваш взгляд, мадам Алис… ваши глаза были совершенно пустыми… и будто мёртвые…
– Белль! – Элиза сделала попытку упасть на колени перед своей горничной. – Мне совершенно необходимо твоё любопытство!
– Мадам?
– Пожалуйста, скажи,
Белль Эжен замялась.
– Из меня неважный помощник, мадам. Я слышала голоса, точнее, голос из гостиной около часа назад. Голос мсье Лалие. Но я не знаю, был ли он один или вы находились там же. Возможно, он говорил сам с собой. Так тихо, вкрадчиво, но очень властно… Была, впрочем, одна странность…
– Да? – вскинулась Элиза, готовая ухватиться за любую мелочь.
– В гостиной, когда я зашла туда убраться, – задумчиво продолжала Белль, – стоял странный запах. Духи или какое снадобье.
– Мне это ничего не даёт, – Лиз разочарованно отвернулась. Почувствовав озноб, обняла себя руками. Пальчики в её сознании стали активнее, быстрее дёргать невидимые ниточки, управляя её желаниями.
– Ой! – Элиза схватилась за голову. – Ой, умираю!
Белль бросилась в ванную смочить холодной водой полотенце – только это средство Элиза позволяла себе при мигрени. Когда горничная вернулась, хозяйка уже сидела неестественно прямо, глядя перед собой.
– Белль, – в голосе её звучала смертная мука, перепугавшая горничную окончательно, – ты слышишь этот голос?
Мадемуазель Эжен честно прислушалась.
– Какой голос, мадам?
– Белль, Белль, неужели ты не слышишь?! Он зовёт меня, он так сладок…
– Мадам Алис, прошу простить меня, но в доме тихо.
– Ах! – Элиза держалась за голову обеими руками. – Я, наверное, схожу с ума. Но он звучит у меня в голове, Белль, он шепчет: «Приди ко мне, иди, любимая…»
– Белль, – подняв голову, она встревоженно посмотрела на больше подругу, чем слугу, – обещай, что не позволишь им отвезти меня в приют для умалишённых!
– О, мадам! – горничная расплакалась и убежала, хлопнув дверью.
Элиза Лалие с усилием поднялась с кровати, подошла к зеркалу. У женщины, отразившейся в волшебном стекле, был испуганный и истерзанный вид. И неудивительно, если её преследуют голоса, которые не слышит никто из окружающих. Но для неё-то они были реальностью!
– Лиза… Лиза… Элиза… иди…
– Куда? – в отчаянии прокричала Лиз. И очень удивилась, когда мозг выдал ей уже готовую картинку: Мариса, ждущего её в библиотеке. Он улыбался.
– Я этого не хочу, – сжав зубы, Лиз помотала головой. – Не пойду к нему, ни за что на свете.
Острая боль в животе заставила её согнуться – мозг мстил непослушному телу. Обняв себя руками, Лиз упала на край кровати и начала раскачиваться, пытаясь пережить боль.
– Не пойду… – шептала она сквозь слёзы, но чем больше сопротивлялась женщина, тем быстрее её тело превращалось в поле сражения между двумя могучими силами – внушением и волей.
А потом всё неожиданно кончилось, обессиленная Элиза опрокинулась на спину и закрыла глаза. Всё, что она хотела в эту минуту – уснуть; но её испытания еще не закончились. Второе искушение был мягче и соблазнительнее – ах, как много всего могло бы случиться, когда б не её неразумное сопротивление! Воспоминания о счастливых днях с мужем, заходящее солнце, река, цветы, радость в её глазах, обожание и страсть – в его… Молодожёны, сплетающиеся в объятиях в самых неподходящих местах, желание коснуться друг друга, такое сильное, что зудят кончики пальцев… Занятия любовью по двадцать раз в день, ощущения столь невероятные, угрожающие испепелить любовников, если не говорить о них… низкие стоны и крики, сливающиеся на пике страсти…