Дом тихой смерти (сборник)
Шрифт:
XXIX. Чтобы спасти человека
Доктор Шредер еще раз пробежал глазами историю болезни, хотя сделал это исключительно для виду, ибо и без того знал ее наизусть. Отложив ее в сторону, он произнес, не глядя на профессора Хоупа:
— Что ж, дорогой сэр, не буду скрывать от вас — дело плохо, даже более того — очень плохо.
— Вы считаете, доктор, никакой надежды?
Пальцы доктора Шредера принялись выбивать дробь по столу.
— Надежда… Пока в теле человека тлеет хоть самая слабая искорка жизни, нам, врачам,
— И вы не можете найти причину?
Врач взглянул на посетителя поверх очков.
— Причина? В ней-то все и дело. Не болезнь, а больной. Да, да, именно он сам. Его апатия. Его проклятая апатия!
Неожиданным оказался взрыв эмоций в этом всегда спокойном, уравновешенном человеке. Он с такой силой трахнул кулаком по крышке стола, что стоявший на нем хрустальный графин подпрыгнул с мелодичным звоном. Несколько капель воды брызнуло на историю болезни Джека Грэнмора. Взяв себя в руки, доктор Шредер стряхнул их и продолжал уже спокойнее:
— Разве можно вернуть здоровье человеку, который вовсе этого не желает? Который с нетерпением ждет смерти? Ну, сами подумайте, сэр, можно ли излечить такого человека? Я могу заставить биться остановившееся сердце, но не в моих силах заставить человека хотеть, чтобы его сердце билось. Такого чуда не может совершить даже самый лучший врач в мире.
Лицо профессора Хоупа оставалось таким же неподвижным, как обычно. Медленно, как бы с трудом подбирая слова, он спросил:
— Но существует ли вообще возможность спасения?
Доктор Шредер с сомнением покачал головой.
— Видите ли, дорогой сэр, мы уже неоднократно обсуждали этот вопрос. В данном случае мы имеем дело с болезнью, которая пожирает душу. Атрофия жизненных функций организма это уже явление вторичное. И тем не менее, если так пойдет дальше, через несколько дней мне придется закончить этот документ, — доктор постучал пальцем по истории болезни, — очень коротким заключительным словом.
Доктор помолчал и добавил:
— Доктор Роулесс, наш психотерапевт, считает, что и данном случае имеет смысл применить по отношению к нашему больному какой-нибудь сильный моральный шок.
— Сильный моральный шок? — как эхо повторил за ним профессор.
— Да, попросту говоря, устроить ему сильную нервную встряску.
— Устроить больному сильную психическую встряску? — как эхо повторил профессор.
— Да. Это дает шанс на исцеление. И это же может убить нашего больного. Его организм так ослаблен, что неизвестно, выдержит ли он сильнейшее нервное потрясение.
Профессор медленно, с трудом встал.
— Однако без такой нервной встряски конец наступит неизбежно?
— Увы, смерть неизбежна, это вопрос всего нескольких дней.
— Благодарю за откровенность, доктор. Теперь мне надо подумать над услышанным.
Лейтенант
— Прошу извинить меня за беспорядок, — Гарри Гопкинс был явно смущен тем, что высокий гость застал в квартире такой непорядок, — но мне наконец-то дали несколько дней отпуска, и вот вы застали меня за сборами…
— Мой племянник умирает, — без предисловий профессор приступил к делу, ради которого явился к молодому лейтенанту. Тот был искренне огорчен.
— Джек Грэнмор? Я знаю, он в больнице, но не думал, что дела так плохи. А вы не преувеличиваете, профессор? Наверняка еще не все…
Профессор прервал лейтенанта, отбросив все правила вежливости. У него просто не было на вежливость времени!
— Есть один шанс… один шанс, что мальчик выкарабкается. И этот шанс в ваших руках, лейтенант.
Гарри Гопкинс внимательно взглянул в лицо своему гостю.
— Если это в моих силах, я готов.
Профессор Хоуп коротко изложил представителю Скотленд-Ярда разговор в клинике доктора Шредера.
— А вы ведь знаете причину апатии Джека.
Гарри Гопкинс грустно глядел в окно.
— Да, — тихо ответил он. — Знаю.
Войдя в блистающий чистотой великолепный вестибюль клиники доктора Шредера, лейтенант Гопкинс не мог отделаться от ощущения, что вот сейчас он хладнокровно и расчетливо убьет человека. Ведь медицина не исключает, что сильное нервное потрясение скорее всего оборвет тонкую ниточку, на которой еще держится жизнь Джека Грэнмора.
Сам владелец клиники встретил Гарри Гопкинса и доверительно взял его под руку.
— Вы думаете, сэр, я могу сейчас пройти к мистеру Грэнмору? — спросил лейтенант в тайной надежде получить отрицательный ответ.
— Вам предстоит, молодой человек, сделать сложнейшую операцию, — начал доктор Шредер. — Я вижу в вас хирурга. Хирурга души. Болезнь зашла так глубоко, что хирургический ланцет должен проникнуть на большую глубину, и именно в нужном месте, не отклоняясь ни на доли миллиметра. Но если вы колеблетесь, — врач с сомнением посмотрел на лейтенанта, — лучше не приступать к операции. — Колебания для хирурга могут обернуться смертью для больного.
— Нет, доктор, я не колеблюсь. Рука моя тверда. Но ведь и самая идеальная операция может оказаться смертельной для нашего пациента.
Доктор Шредер развел руками.
— А это уж как получится. Другого выхода нет.
Зрачки Джека Грэнмора расширились от почти панического страха, когда он увидел входящего к нему в палату лейтенанта Гопкинса.
— Эт-то вы? — запинаясь произнес он слабым голосом.
— Да, это я, — твердо ответил Гарри Гопкинс, стараясь не замечать ни страшно исхудалого, обтянутого почти прозрачной кожей лица Джека Грэнмора, ни его бесплотного, какого-то шелестящего голоса. Сердце болезненно сжалось, руки предательски дрожали. Стараясь прекратить дрожь, Гопкинс сжал кулаки и глубоко засунул их в карманы белого халата.