Дом тихой смерти (сборник)

Эдигей Ежи

Как хорошо, что молодого университетского ассистента совершенно не смутила моя грозная отповедь!

Если я думал, что отделался от назойливого молодого человека, то ошибался. На следующий день он заявился ко мне на работу с целью «закончить приятный разговор». Все попытки выставить его ни к чему не привели. Пришлось распорядиться, чтобы мне доставили уже изрядно потрепанные пухлые папки с материалами по убийству на Бенедиктинской улице. Аристотель Бакс — как сейчас помню, я с трудом сдержался, чтобы не прыснуть со смеху, услышав это претенциозное имя, столь не соответствующее скромному, чтобы не сказать бедному одеянию посетителя и его нелепой внешности, — так вот, Аристотель Бакс стал внимательно и методично

изучать дело, совершенно игнорируя мою ироническую ухмылку. От этой ухмылки не осталось и следа, когда нелепый очкарик, полистав несколько папок, начал монолог. Да, скажу я вам, подобного мне не приходилось слышать! Он говорил так, будто кроме него в комнате больше никого не было. Начал он с «некоторых существенных для дела моментов и обстоятельств, не принятых во внимание ведущими расследование».

Я знал, что следствием руководил опытный офицер, который наверняка сделал все, что следовало сделать. В общем-то я не ошибся, и тем не менее…

Дело тут в другом, хотя мне и нелегко сформулировать, в чем именно. У этого нелепого парня был какой-то особый инстинкт, он обладал каким-то особым чувством — не знаю, шестым, седьмым. Видимо, точнее будет сказать, что он обладал совершенно невероятной интуицией, невероятной способностью: основываясь на крохах информации, восстановить не только картину преступления, но и — что еще важнее — предвидеть дальнейшие действия преступника. Не буду останавливаться на подробностях, скажу лишь, что начиная с этого дня, мы стали работать бок о бок: я, имевший некоторый опыт работы в отделе по особо тяжким преступлениям майор милиции с банальной фамилией Шиманский, и он, научный работник университета, специалист в области классической филологии, доктор филологических наук со звучной фамилией Бакс и классическим именем Аристотель.

Убийцу с Бенедиктинской улицы схватили через две недели после нашей первой встречи с Артом. Много писали тогда об этом деле в газетах, хотя фамилия Бакса по его настоятельной просьбе нигде даже не промелькнула. Затем последовали: дело «братьев из Юзефова», запутанное дело об убийстве часовщика с Мокотовской улицы, нашумевшее дело Ольги Ф. из Констанчина, убившей четырех человек, и другие. Во всех расследованиях, когда нам помогал Арт, преступника находили и предавали суду (часто приговаривали к высшей мере — закон есть закон), ни одно преступление не осталось нераскрытым.

Вместе с тем известность Бакса — разумеется, в наших кругах — росла и скоро вышла за пределы Варшавы. Его стали привлекать к оперативной работе и в других районах страны. Это с его помощью был схвачен некий молодой человек из Кракова, на счету которого числилось несколько убийств. Это Бакс «вычислил» и помог обезвредить мрачную банду насильников и убийц в Лодзи. Это он вернул государству огромной ценности предметы искусства, похищенные из музея в Познани. Впрочем, всего не перечислишь.

И уже нельзя было скрыть его участия в расследованиях. Слава Бакса перешагнула границы нашей страны, его пригласили коллеги из Англии. И началось! Побывал Арт и в ФРГ, и в Египте, и в США, и в Индии. Но это уже совсем другая история. Я же хочу сказать о том, что молодой ученый отдавал сотрудничеству с нами свои свободные дни, свободные вечера, нередко прихватывая и часть ночи. Из научного работника он превратился в детектива высшего класса, изумляя меня и мое руководство, и даже самих преступников.

Арту было тридцать с небольшим. Высокого роста, худой, нелепо одетый, кошмарно флегматичный, он производил впечатление недалекого человека. Это впечатление усугублялось постоянно спадающими с тонкого носа очками и бесформенной копной волос цвета старого сена, покрывавшей его феноменально умную голову. Пряди волос постоянно падали ему на глаза, и он отбрасывал их, то вскидывая голову, то отводя рукой. Он не курил, пил очень редко, разумеется,

не был женат и отличался весьма специфическим чувством юмора, который мне, например, был не по нраву. Когда-нибудь я расскажу, как он разыграл нашего замминистра. И был жутко доволен, хотя нам-то было совсем не до смеха.

Обладая феноменальной памятью, он никогда и ничего не записывал. Я уже говорил, что его специальностью была классическая филология. Арт продолжил семейную традицию. Его отец Ян Бакс, профессор Варшавского университета и Лондонской Британской Академии, знаток многих языков, был крупнейшим авторитетом в области классической филологии не только в масштабах Европы, но, пожалуй, и во всем мире. В Польше он считался и крупнейшим специалистом по Англии, чему способствовало то обстоятельство, что его отец, дед Арта, был чистокровным англичанином.

Что касается Аристотеля, — ясно теперь, откуда такое имя? — то он знал поменьше языков, чем его мудрый папаша, всего несколько древних, ну и почти все современные европейские. Как-то он признался мне, что самым большим несчастьем в своей жизни считает отсутствие возможности выучить китайский язык. Но ведь еще не вечер…

Кроме лингвистики Арт обладал большими познаниями в области медицины, психологии, права, логики, токсикологии, искусства и бог знает чего еще. Да и можно ли удивляться этому, если учесть, что в университет он был принят без экзаменов в возрасте… шестнадцати лет!

Чего Арт не любил? Милиции, прокуратуры, судов и людей, лишенных чувства юмора. О последних он мне не раз говорил: это потенциальные преступники; запомни, Павлик, человек, наделенный чувством юмора, никогда умышленно не совершит тяжкого преступления. Политики Арт не выносил. «Я слишком глуп, — говорил он, — чтобы разбираться в ней, и слишком умен, чтобы ею заниматься».

Думаю, нечто подобное наблюдалось и в его отношениях к женщинам.

И много говорить он тоже не любил. Позволял себе изредка пофилософствовать, иногда беззлобно посмеяться над кем-нибудь, часто озадачивал небанальным суждением, оригинальным афоризмом. Один из них мне особенно запомнился: если не существует идеальных преступлений, то тем более нет идеальных способов их раскрытия.

Но эта аксиома не распространялась на ее автора, ибо Аристотель Бакс знал такие способы.

Я часто раздумывал над причинами успеха Аристотеля Бакса, но не пришел ни к каким четким выводам. Так что на вопрос «почему» ответить нелегко. Гораздо проще ответить на вопрос «как». Итак, как он это делал? Во-первых (об этом я уже говорил), он никогда не вел никаких записей. Во-вторых, он всегда работал в одиночку, прибегая к нашей помощи лишь в исключительных случаях. И тогда давал нам такие задания, которые казались просто издевательством. Его идеи часто представлялись фантастическими. Подозреваю, что таковыми они бывали и для него самого, возможно, иногда он действовал вслепую, руководствуясь неясными ощущениями, предвидениями — и всегда попадал в десятку. Может быть, потому, что эти неясные ощущения зарождались на вполне реальной почве?

Я бы сказал неправду, заверяя, что Аристотель Бакс по ногтю человека умел определить его профессию или по цвету грязи на ботинках — место проживания. Нет, в этом отношении Арт не шел ни в какое сравнение не только с великим англичанином, но даже и с другими, менее гениальными детективами, известными нам по литературным произведениям. Но зато он был наверняка лучшим психологом, чем все они вместе взятые. Он умел, по его словам, «вывернуть противника наизнанку», проникнуть в его мысли, его душу. Это и становилось гарантией успеха. Железная логика и строгая последовательность его умозаключений поражали. Сколько раз меня самого заставляли краснеть от стыда его простые и, казалось бы, такие очевидные наблюдения. Да как же мы сами не обратили на них внимания? — думалось каждый раз.