Дом толкователя

Виницкий Илья Юрьевич

Именно с эсхатологическими страхом и надеждой и связан цикл его «апостольских» посланий-статей, которые он предполагал опубликовать в 1850 году в России (замысел, подобный гоголевской «Переписке» и возникший, вероятно, не без влияния последней). В контексте этого так и не вышедшего при жизни поэта «тома» статья о привидениях играла важную роль. Жуковский формулировал здесь свою «теорию духовидения», направленную, по сути дела, против тех, кто нападает «на всякую веру и нагло проповедует безбожие» и «дикую» политическую свободу. Хотя в статье о привидениях нет прямых отсылок к современной исторической ситуации, ее антиматериалистическое и антиреволюционное содержание очевидно (ср. «наше верховное сокровище — знание, что Бог существует и что душа бессмертна, — отдано на сохранение не мелкому рабу необходимости, уму, а вере, которая есть высшее выражение человеческой свободы»; одна только смерть — истинная «свобода, положительная свобода, свобода души» [ Жуковский 1902:X, 98]). Когда над миром лежит адская тень и все вокруг кажется призрачным, неверным [221] , человеку необходимо поднять глаза вверх и попытаться разглядеть просвет в туче, откуда устремляются к нему другие — «милые», зовущие, обещающие покой и счастье тени [222] . Можно сказать, что статья

«Нечто о привидениях» — одна из характерных для «позднего» Жуковского «проповедей святыни», обращенная к соотечественникам, еще не отравленным смертоносным неверием, а в личном смысле — одна из характерных для него попыток мечтательного бегстваот страшного времени на духовную родину.

221

В минуты сомнения и отчаяния, которые Жуковский переживал в то время, он часто пользовался метафорой привидения, смутного снадля определения настоящего смысла земной жизни, ее надежд, собственной, обманувшей его ожидания, поэзии. Так, в письме к А. О. Смирновой от 23 февраля 1847 года он говорит о «призраке поэзии, которая нас часто гибельным образом обманывает насчет нас самих, и часто, часто мы ся светлую радугу, привидение ничтожное и быстро исчезающее, принимаем за твердый мост, ведущий с земли на небо». Сам человек — это только «видение земное» («О смерти») ( Жуковский 1902:X, 74).

222

«Беспрестанно волнует душу будущее Европы, — писал он А. П. Елагиной в марте 1848 года, — над ним задернулась завеса Провидения» ( Уткинский сборник: 78). Эта завеса Провидения — центральный образ в статье о привидениях: автор буквально заворожен ее «колыханиями», как будто намекающими на скрытую от него жизнь духовного мира.

В чем же, говоря словами Гоголя, существо и особенность «теории духовидения» Жуковского? Как относится она к известным в его время спиритуалистическим учениям и к его собственному мистическому опыту? Одним словом, если Жуковский верил в привидения, то какон в них верил?

5

Во второй половине 1830-х — 1840-е годы «вопрос о привидениях» обсуждался очень живо как на Западе, так и в России. Этот вопрос не только разделял общество на «материалистов» и «идеалистов». Раскол мог проходить и «внутри» сознания отдельного человека. Так, в своих программных письмах «о привидениях, суеверных страхах, обманах чувств, магии, кабалистике, алхимии и других таинственных науках» (1839; полностью — в третьей части «Сочинений» Одоевского 1844 г.) В. Ф. Одоевский — ученыйпризнавался, что считает своей целью «объяснить все эти страшные явления, подвести их под общие законы природы, содействовать истреблению суеверных страхов». В то же время Одоевский- поэтвыражал уверенность, что «все эти страшилища — сущая правда и что нам никогда их не объяснить, не прибегая к чудесному» ( Одоевский:111, 308). Ум отвергал привидения, сердце их искало.

В 1830–1840-е годы тема привидений ассоциировалась с популярнейшей темой ясновидения, то есть способности некоторых людей (избранников? душевнобольных?) проникать в состоянии сомнамбулического транса в прошлое или будущее, читать мысли на расстоянии, видеть духов и беседовать с ними. Ясновидящим приписывались не только спиритические, но также творческие и врачебные способности. Так, например, дочь известного Ф. И. Толстого-Американца, «почти сумасшедшая» (А. С. Пушкин) Сарра (1820–1838), общалась с духами, писала стихи и увлекалась гомеопатией. В конце 1840-х годов А. О. Смирнова-Россет пользовалась у ясновидицы-«сомнамбулки» m-lle Фохт-Пашковской ( Грот:176) и советовала Жуковскому прислать в Россию волосы его больной жены, «чтобы ясновидящая могла прописать ей лекарства» ( Плетнев 1885:603).

Вообще ясновидящими были, как правило, женщины, и характерный для этого времени культ ясновиденияимел ярко выраженный мистически-куртуазный характер.Молодая (иногда — почти ребенок), болезненная и меланхолически настроенная Кассандра, обладающая чудесным даром и обреченная на раннюю смерть, по праву может быть названа героиней того времени [223] .

Проникновение ясновидящей в духовный мир обычно происходило во сне. Сны — любимая мистическая тема эпохи, активно обсуждавшаяся и в кругу Жуковского. Вещие сны и видения имела ближайший друг поэта Авдотья Петровна Елагина (о ней речь пойдет в дальнейшем). Мистическое «сонное сумасшествие» переживал в 1830-е годы ее сын Иван Киреевский ( Гершензон: 299–300). Сам Жуковский придавал большое значение собственным сновидениям (некоторые из них нашли отражение в его поздних произведениях: например, в «Посвящении» к «Налю и Дамаянти» [1841]).

223

К концу 1830-х годов относится замысел князя В. Ф. Одоевского написать цикл повестей о ясновидящих (см. Турьян:305–308). Адресат писем Одоевского «о привидениях» поэтесса Е. П. Ростопчина подписывала свои сочинения «Ясновидящая» ( Сакулин 1913:I, 1:379). Знаменательно, что именно Жуковский ввел в русскую литературную мифологию образ Кассандры (см. одноименную балладу 1808 года).

Личный мистический опыт современники пытались осмыслить с помощью новейших научных теорий (отталкивавшихся, как правило, от сформулированной доктором Францем Месмером в конце XVIII века теории животного магнетизма). Одним из самых авторитетных исследователей ясновидения в то время считался немецкий врач и поэт Юстинус Кернер (1786–1862), автор знаменитой «Ясновидящей из Префорста» («Die Seherin von Prevorst», 1829) — книги наблюдений за дочерью лесника, предсказательницей и духовидицей Фредерикой Гауффе (Die Seherin Hauffe) [224] . Эта книга пользовалась огромным успехом во всей Европе. В России ею интересовались князь В. Ф. Одоевский [225] и его друг, ссыльный декабрист В. К. Кюхельбекер ( Кюхельбекер: 424–425), Плетнев и Я. К. Грот ( Грот:327, 351, 353). В 1830–1840-е годы Кернер издавал спиритуалистские журналы «Blatter aus Prevorst» (1831–1839) и «Magikon: Archiv fur Beobachtungen aus dem Gebiete, der Geisterkunde und das magnetisschen und magischen Lebens» (1840–1852), в которых печатали свои статьи такие авторы, как Г. Геррес, Ф. фон Баадер, Г. Шубарт.

224

Русский

перевод этой книги, выполненный В. М. Канивальской с французского перевода доктора Дюзара, сделанного, в свою очередь, с английского перевода госпожи Краун, см.: Ребус. 1902. № 21; 1904. № 25. Жизнеописание доктора Кернера см.: Watts; а также в: Ребус. 1902. № 21–22.

225

Успехом пользовалась и книга Кернера о другой ясновидящей — девушке из Орлаха: «Geschichten Besessener neurer Zeit» 1834 года (из этой книги Одоевский почерпнул сюжет для своей новеллы «Орлахская крестьянка», 1838).

Жуковский был лично знаком с Кернером, и академик Веселовский совершенно справедливо усматривал в статье о привидениях отголоски бесед двух мистически настроенных поэтов. Они познакомились в Баден-Бадене летом 1847 года и «сошлись: было с кем поговорить о „привидениях“… о душе» ( Веселовский:421). Веселовский приводит фрагмент из письма Кернера о Жуковском: «Знакомство с этим благородным, богато одаренным человеком было для меня, после холодной и во многих отношениях печальной для меня зимы, точно дыхание весны на мое больное, оледенелое сердце» ( Там же). Немецкий поэт перевел сказку своего русского коллеги об Иване Царевиче и сером волке (1852). Этот перевод начинается с исключительно комплиментарного посвящения Жуковскому. Кернеру, как своему сочувственнику, Жуковский доверил перевести свою последнюю поэму-завещание «Агасвер, или Странствующий жид».

Духовная связь Жуковского с Кернером, видимо, была очень тесной. Эти два человека многими чертами походили друг на друга. Почти ровесники, они оба были «по-детски» мечтательны и чувствительны. В поздние годы обоим пришлось пережить тяжелые моральные и физические страдания (Кернер, как и Жуковский, страдал от болезни глаз: он говорил, что выплакал глаза, горюя о своем брате, умершем в 1840 году [ Warts:26]) [226] . Их интересы, политические убеждения и пристрастия почти совпадали. Оба были близки к «романтическим» дворам Людвига Баварского и Фридриха Вильгельма IV Прусского.

226

Обратим внимание на этот мотив слепоты, традиционно отличающий образы поэта (Гомер, Мильтон) и прорицателя (общим местом спиритуалистской литературы было утверждение, что духовное зрение обостряется при физической слепоте). В творчестве Жуковского символическая тема духовного зрения приобретает важное значение в конце 1840-х — начале 1850-х годов. См. далее.

Уже после смерти Жуковского, в 1853 году, Михаил Погодин посетил дом Кернера — этого «покровителя всех духов, призраков и видений» (ср. с приведенной выше погодинской характеристикой Жуковского). Погодину разрешили осмотреть дом доктора-поэта в его отсутствии [227] . Среди портретов и картин, развешанных по стенам, Погодин, к удивлению своему, обнаружил статую во весь рост Жуковского (Барсуков:XII, 499–500).

Вернемся к разговорам двух поэтов-сочувственников в 1847 году. Академик Веселовский отнесся к наиболее вероятной теме этих бесед с явной иронией (слово «привидения» недвусмысленно закавычено исследователем). Между тем «вопрос о духах» имел для собеседников исключительное значение, ибо связывался с главнейшим метафизическим вопросом. В «Ясновидящей из Префорста» Кернер рассказал об одном чрезвычайно показательном для него самого опыте. Он дал ясновидящей два куска тщательно сложенной бумаги. На одном было написано: «Нет Бога»,на другом — «Есть Бог».Кернер положил эти листки в ее левую руку и спросил, чувствует ли она разницу между ними. Через минуту она сказала, что первая бумажка оставляет в ней чувство пустоты. Тогда Кернер написал на одном клочке бумаги: «Нет привидений», а на другом: «Есть привидения».Ясновидящая угадала содержание обоих листков [228] .

227

Еще при жизни Кернера его дом стал спиритуалистским и оккультным центром Европы (см. статью «Дом Юстинуса Кернера в Вейнсберге» в: Ребус. 1908. № 50. С. 7–8, а также книгу сына Кернера Теобальда «Das Kernerhaus und siene Gaste» [Stuttgart. 1897]).

228

Метафизическое значение вопроса о привидениях очень хорошо почувствовал заинтересованный читатель книги Кернера В. К. Кюхельбекер. В своем дневнике (апрель 1845 года) он писал по поводу «Ясновидящей из Префорста»: «Этот вопрос ведет очень далеко <…> тут делать нечего, непременно должно принять возможность для существ бестелесных сообщаться с нами или перестать быть христианином». И далее: «Для меня книга Кернера именно потому чрезвычайно отрадное явление, что она крепит во мне веру в своего спасителя» ( Кюхельбекер: 424–425).

То, что Кернер с Жуковским говорили о привидениях (без кавычек), очень вероятно. Но каковы были взгляды обоих поэтов на эту проблему? В чем сходство и в чем различие их воззрений? Для ответа на этот вопрос нам снова потребуется небольшое отступление, в котором мы остановимся научении немецкого доктора, наиболее полно изложенном им в «Префорстской ясновидящей» — книге, имевшейся в библиотеке Жуковского ( Лобанов: 200) [229] .

Пациентка Кернера, благочестивая и мечтательная Фредерика Гауффе, обладала чудесным даром. Она постоянно видела души умерших и почти непрерывно находилась в общении с ними. У нее был свой дух-покровитель, который разъяснял ей тайны духовного мира, описанного, с ее слов, Кернером.

229

В библиотеке Жуковского имелась также книга Кернера «Geschichte zweyer Somnambulen» (Karlsruhe, 1824; с посвящением автора) ( Лобанов:200).

Человек, согласно откровениям Гауффе, состоит из материального тела, нематериального духа и «души полуфлюидической», являющейся посредником между телом и духом и назначенной служить духу эфирной оболочкой.

После смерти душа, окруженная эфирной оболочкой, попадает в срединныймир, где она должна пройти под руководством ангелов своего рода школу совершенствования. С помощью своей оболочки она в принципе может сообщаться с оставленным ею материальным миром: делаться видимой, «сгущая» окружающие ее «пары». Эта оболочка, по Гауффе, бывает грубой, тяжелой и темной для душ грешных и легкой и светлой для душ праведных. По мере того как душа очищается, эта оболочка светлеет и становится все более легкой, пока не исчезает совсем. Тогда душа оказывается абсолютно свободной и попадает в рай.