Дом в Хамптоне
Шрифт:
Дженни подумала: «Господи, не допусти, чтобы я забросила и забыла своего сына, как они забыли обо мне».
Родители покупали ей все, лишь бы она к ним не приставала и не вникала в истинные отношения в семье.
Ее мать была слабовольным, мягким человеком. Она никогда не била Дженни, не оскорбляла и не надоедала своими нравоучениями. Короче, присутствия своей матери Дженни почти не замечала.
Делорес была всегда полностью поглощена отцом. Это была единственная реальность, существовавшая для нее, но, к сожалению, ей никогда не принадлежавшая. И, очевидно, она для себя решила: «Если он не может быть моим, мне
Дженни, погруженная в свои мысли, молча продолжала раскачиваться из стороны в сторону. Мелкая дрожь содрогала ее маленькое, хрупкое, как у девочки, тело. Из чувства собственного достоинства и самолюбия она всегда старалась уладить все ссоры в семье. Подобно воробышку, копошащемуся в снегу, собирающему соломинки то тут, то там, она построила маленькое гнездышко из материнской любви и заботы о сыне. Она нуждалась в нем, чтобы быть в состоянии бороться с раздражением и гневом, со злыми «волками», подстерегавшими ее в темноте. Она видела их и знала, что они поджидают ее здесь.
Отец еще не вернулся. Он написал в записке, что уехал на рыбалку, но Дженни этому не верила. Ярость наполняла ее, обжигая сердце.
Мать не желает меня видеть. Она не нуждается во мне. Норман, Джина и я убеждали ее поехать в больницу, но она даже не захотела с нами разговаривать. Ей нужен только отец. Единственное, о чем она попросила меня: «Позови своего отца».
Пусть он заботится обо всем. Мне становится плохо, я просто заболеваю, думая о них. Я ничего не могу исправить, ничего не могу для них сделать. Это их проблемы, это их дела! Полжизни у меня позади, а я еще не жила.
Она была в отчаянии. «Все хорошо, Дженни, — говорила она себе. — Все хорошо, дорогая. Держи себя в руках. Я люблю тебя. Это, может быть, не всегда видно, но это так. Все будет у нас хорошо. Будь благословенна с Донни, Оуэном, Луи, Джиной. Улыбнись. Вот так, отлично. А сейчас иди спать. Быстро спать!»
Заснуть она так и не смогла и продолжала думать.
Теперь она думала о Донни. Он был ее защитой и опорой в этой жизни. Он окружил ее материнской заботой и любовью. Она должна взять себя в руки ради себя и своей семьи. Завтра утром она найдет своего отца, пойдет в больницу и договорится с врачами. Норман уладит все в полиции.
Господи! Полиция! Бред какой-то. Ей до сих пор не верилось в то, что произошло. Ондин в тюрьме! Бедная Изабель! И все это произошло из-за Делорес. Она даже не знала, какое наказание их ждет. К счастью, Норман займется всеми необходимыми бумагами.
Оуэн еще не знает правды. Он понимал, что происходит что-то странное и даже жуткое, и настаивал, чтобы она ему все рассказала, как есть.
«Бабушка больна. И мы должны положить ее в больницу».
Для Оуэна этого оказалось недостаточно: «Какая больница? Чем она больна? Где Биг Бен? Где Ондин?»
Луи стоял рядом. Глаза его были большие и круглые, как тарелки. Он держал Оуэна за руку.
«Господи! Сколько боли причинила ее мать отцу!»
Она тяжело вздохнула. Все выглядело так безобразно.
«Я знаю, что она больна. Но… черт возьми! Я ненавижу ее! Я хочу, чтобы она умерла!» — яростно воскликнула она.
Дженни задыхалась, ее силы были на пределе.
Через минуту, испугавшись, что Господь
Она должна Оуэну рассказать правду. Как-то очень осторожно, может быть, исподволь, но рассказать. А потом они поговорят с Донни, как им отсюда уехать. Да, они должны отсюда уехать. Им надо найти другое место для летнего отдыха. А Луи? Она хотела взять его с собой. Но это будет очень трудно сделать.
Вдруг она резко опустила ноги с кровати и села. «О Господи! Я совсем забыла о торжественном вечере. Шестидесятилетие Биг Бена в субботу вечером. Приглашено триста человек!»
Это уж слишком. Итак, они назначили эту проклятую чертову вечеринку. «Какое дурацкое положение! Прекрасный конец прекрасному семейству!»
Дженни повернулась. Легкий озноб пробежал по спине. К тому же она пригласила на вечеринку и Мэтч с ее приятелем… «А, гори все ярким пламенем! Она столько месяцев готовилась к этому дню рождения, что имела право пригласить на него, кого хотела!»
Дженни свернулась калачиком и, наконец, крепко уснула.
ГЛАВА 6
«С необычным предупреждением выступили врачи. В качестве примера они привели случай с мужчиной, который делал инъекции кокаина в мочеиспускательный канал, тем самым усиливая сексуальное наслаждение. В результате он заболел гангреной и лишился обеих ног, девяти пальцев на руках и пениса».
«Полезный совет дает эксперт Мари Элен Пинкэм. Если вы хотите быстро привести волосы в порядок, и у вас нет под рукой специальных средств, используйте в качестве щипцов для волос горячую электрическую лампочку».
«Это не так-то легко сделать, Мари Элен, если у тебя нет на руках девяти пальцев», — подумала Джина, вырезая из газеты эти заметки и складывая их в папку. У нее была мечта когда-нибудь издать книгу забавных и нелепых сообщений, появляющихся в прессе. Она взглянула на часы. Пятнадцать минут восьмого. Джина достала ручку, блокнот и попробовала сосредоточиться на статье, которую задумала написать.
Джина сидела за столиком в кафе «Сода Шек», которое ей очень нравилось. В девять часов она должна была встретиться здесь с Дженни, но та любила опаздывать, поэтому Джина рассчитывала на девять тридцать. Времени достаточно, можно немного поработать. Она попыталась сосредоточиться. Шум в кафе не мешал ей. Люди заходили и выходили, мимо проносились обрывки фраз.
Больше всего она любила приезжать сюда ранним утром. В это время здесь была самая разнообразная публика. Многие заглядывали сюда по дороге на работу, чтобы выпить чашечку кофе. Некоторые возвращались после работы — рабочие ночной смены, полицейские, пожарники. У стойки всегда собирались подрядчики и строительные рабочие. Заходили сюда и рыбаки. Старожилов всегда можно было отличить от приезжих. Они молча приветствовали друг друга, понимали все с полуслова. Здесь существовали неписаные правила поведения, и их нарушителю приходилось дорого платить за свою неосведомленность. Его просто переставали замечать. Джина знала свое место — она причислялась к летней публике. Местные относились к ним, как к оккупантам.