Дом в небе
Шрифт:
– Не знаю, – задумчиво и даже угрюмо отвечал Найджел.
Тут меня прорвало. Я сказала, что собираюсь купить билет в Найроби, а оттуда полечу в Сомали, что у меня есть идеи насчет сюжетов для репортажей, которые предложу директору новостей на «Франс 24». У меня и впрямь были такие планы, но довольно туманные, и я впервые заговорила о них вслух. И пока я говорила, внутри раздался знакомый щелчок надежды.
– Слушай, поехали вместе, – сказала я. – Там столько всего интересного. Ты будешь фотографировать, а я делать что-нибудь для телевидения.
– Может быть, – промычал Найджел.
Я положила трубку, будучи уверенной, что он не приедет. Ведь он не прилетел ко мне в Кабул, когда мы любили друг друга,
Впрочем, это было не важно. Главное, что, пока мы разговаривали, у меня созрело решение. Я была готова оставить Багдад.
В мире журналистики есть знаменитая история о Дэне Ратере, молодом неопытном репортере одного из второстепенных телеканалов в Хьюстоне, штат Техас. В начале шестидесятых, когда ужасный ураган несся по Мексиканскому заливу, приближаясь к острову Галвстоун, все прочие репортеры поспешили покинуть остров и укрыться на материке, в своих безопасных студиях. И только Дэн Ратер стоял на мосту и ждал. И когда шторм обрушился на остров, вырывая с корнем деревья и сбрасывая крыши домов, когда огромные океанские волны бешено забились о берег, он вел прямой репортаж, с огромным риском для жизни.
Тот день мог окончиться для него неудачно. Он мог быть ранен или убит во время шторма. И новость об этом пустили бы бегущей строкой – мол, такой-то и такой-то намеренно подверг себя опасности и погиб, став жертвой собственных амбиций. Но его ставка выиграла. Он уцелел. И поскольку был там, рисковал, то смог передать все события живо и осмысленно. Его карьера состоялась. Ему воздалось за то, что он предупредил тысячи зрителей, находящихся на пути урагана, о необходимости эвакуироваться в безопасное место. Он заключил долгосрочный контракт с национальной телекомпанией.
После семи месяцев в Багдаде я обратила свой взор на Сомали. Причины у меня были самые прозаические. В Сомали был полный бардак. Все знали из новостей, что там который год идет война, свирепствует голод и религиозный экстремизм. О культуре Сомали было мало что известно. Я понимала, что это враждебная к иностранцам, полная опасностей страна и что редкий репортер отважится туда поехать. Но тем лучше – у меня будет меньше конкурентов. Я смотаюсь туда ненадолго – ради нескольких репортажей, прогуляюсь по краю пропасти и вернусь. Я сделаю такие репортажи, которые покупают крупные телекомпании, которые заставляют людей задумываться. Затем я займусь более серьезными вещами. Сомали может стать моим ураганом.
Глава 13. Широко распахнутые двери
Задерживаться в Африке я не собиралась. Четыре недели, не более. Словом, туда и обратно. Знакомый по Багдаду фотограф – француз Жером – снабдил меня контактами посредника, работающего в столице Сомали Могадишо. Посредник – это помощник из местных, который договаривается об интервью, возит аппаратуру и часто служит переводчиком. Рекомендованный мне посредник по имени Аджус Санура был известен среди западных журналистов как человек надежный и толковый. Сам Жером бывал в Сомали дважды. Недавно ему предложили поехать в третий раз, но он отказался, потому что ездить в Сомали стало слишком опасно. Но Жером был женат и имел сына-подростка, так что его осторожность была вполне объяснима.
Он предупредил меня, что везение рано или поздно заканчивается, и нет никаких преимуществ в том, чтобы всю жизнь скитаться по войнам. «Пока вы молоды, займитесь чем-нибудь еще», – сказал он. Но я не представляла себе других занятий. Мне было двадцать семь лет, и мои самые крупные достижения – при всей их скромности – были связаны с работой в зоне военных действий.
Дешевле всего добраться в Найроби из Багдада через Аддис-Абебу, где два года назад я познакомилась с Найджелом.
Десятого августа я прилетела из Аддис-Абебы в Найроби. Обычно я жила в самых дешевых однозвездочных гостиницах, но на этот раз вынуждена была остановиться в гостинице классом повыше, поскольку у меня с собой был ноутбук и пачка денег, которых мне не хотелось лишиться раньше времени.
Я хотела уехать как можно скорее, ведя переписку с посредником Аджусом по электронной почте. Он всегда быстро отвечал на мои письма, что меня очень ободряло. За сто восемьдесят долларов в день он готов был взять на себя все хлопоты, найти переводчика и охранника. Он снимет мне номер в гостинице «Шамо» – единственном месте, достойном, по его мнению, иностранцев. Номер стоил сто долларов за ночь. Я написала ему, что мне хотелось бы сделать в Сомали. Я хотела посетить лагерь беженцев, взять интервью у женщины-врача, известной своей благотворительной деятельностью, и снять на камеру прибытие канадского военного корабля, сопровождающего судно с продовольствием для голодающих Сомали, по линии Всемирной продовольственной программы.
Аджус, кажется, полагал, что это все возможно. Главная проблема заключалась в том, что мне требовался попутчик, например Найджел, чтобы разделить расходы. Десять дней в Сомали грозили окончательно меня разорить. Найджел тем временем писал, что никак не может определиться, ехать ему или нет, хотя соскучился по фотографии и новым впечатлениям. Я тщеславно надеялась, что и по мне тоже.
На второй день я отправилась в посольство Сомали и получила журналистскую визу на три месяца, заплатив пятьдесят долларов. Сомали считалась самой опасной страной в мире, но двери туда были широко распахнуты.
Пришло очередное сообщение от Найджела. Он наконец решился. Он приедет. Купил билет, упаковал фотоаппарат и через несколько дней вылетает из Лондона в Найроби.
Признаться, я была удивлена. Что это значит? Между нами осталось так много недомолвок. В последний раз мы виделись с ним в Австралии шестнадцать месяцев назад – мы расставались в аэропорту, уверенные, что наши отношения продлятся вечно. Но вышло по-другому. Честно говоря, я приглашала его в Сомали, чтобы услышать его «нет», чтобы он помучился, жалея об утраченной мечте. Но он сказал «да», он согласился! Представив себе, что я его увижу, что он физически будет рядом, я занервничала. Что ему от меня нужно? Что я буду с ним делать? Что бы нас ни связывало в прошлом, какие обиды ни остались бы невысказанными, мне не улыбалось начинать все заново, особенно в Сомали.
Очертаниями Сомали напоминает цифру «семь». С запада страну подпирает Эфиопия, более короткая береговая линия смотрит на север в сторону Йемена, а более длинная обращена на восток, к северной оконечности Индии, отделенной от Сомали сотнями морских миль. Благодаря тому, что Сомали располагается между Ближним Востоком и остальной Африкой и имеет выход к морю, открывающий сравнительно простой путь в Азию, эта территория всегда имела большое значение, особенно для торговли. В былые дни в порт Могадишо доставляли на судах специи из Индии, увозя обратно золото, слоновую кость и пчелиный воск. Позже сюда пришли итальянцы и британцы, и страна стала модным курортом. В сороковых – пятидесятых годах европейцы приезжали сюда поваляться на белом песочке пляжа Лидо-Бич близ Могадишо и побузить в ночных клубах и кафе. Но того Сомали давно нет. О современном Сомали в Интернете пишут совсем другое.