Дом Ветра
Шрифт:
— Энди, мне пора домой, — шепот обжег ее щеку, все тело наполнилось вожделением и негой.
— Шон... — протянула она, тепло разлилось по жилам, она блаженно откинулась на подушки, забываясь во сне.
Солнце било в глаза, на часах еще не было восьми, дом еще пребывал в сонном состоянии. Энди проснулась от стука по подоконнику, она соскочила с кровати и быстро подняла раму. Перед ее окном стоял сам лорд Норманн, облаченный в белую рубашку и брюки, вправленные в кожаные сапоги для верховой езды. Его рука в перчатке сжимала поводья пегой кобылы, во второй руке у него
— Леди Энди! — девушка лишь широко улыбнулась, понимая, что высовывается в окно в одной ночной рубашке. — Хотите прокатиться? — еще бы не хочет! Ну надо же, он запомнил, что у нее сегодня выходной.
— Хорошо. Мне только позавтракать, — ответила она. Урсула ни за что не выпустит ее не позавтракавшую из дома.
— Не переживайте, завтрак у меня с собой, — как же она сразу не заметила, что к седлу прикреплена корзина.
— Хорошо, я только оденусь, — Энди отскочила от окна, быстро вбегая в ванную комнату.
Она быстро умылась, прибрала волосы в высокий конский хвост, нанесла немного крема, припудрив слегка лицо, подкрасила реснички, чтобы глаза стали еще очаровательней. Румяна ей были не нужны: она итак раскраснелась от того, что этот мужчина приехал сюда. Энди надела белую в желтую полоску блузку с коротким рукавом, натянула узкие белые брюки, заправляя в высокие сапоги с маленьким каблучком. Она снова посмотрела в зеркало.
Внизу, к ее счастью, никого не было. Девушка написала краткую записку родителям, чтобы ее никто не искал, и через черный ход пошла к конюшням. Когда-то у Артура было с десятка два лошадей, сейчас же всего лишь три, но этого вполне хватало, а недавно они продали породистого жеребенка. Энди подошла к белому коню, по имени Снег. Она ловко запрягла его и надела перчатки. К Шону она подъехала на коне.
— Что ж, я готова, — проговорила она, отрывая его от раздумий.
— Поедем, леди Энди, — он запрыгнул на свою кобылу.
Они медленно ехали по высокой пестрой траве, ища место для пикника. Пока солнце скрывалось в легкой пушистой дымке, а от земли исходила легкая прохлада, можно насладиться свежим утром. Ноги и бока лошадей касались высокой травы, она волновалась, как бездонное море, переливаясь всеми оттенками зелени, где-то в этом море иногда вспыхивали разноцветные, как фейерверки на рождественском небе, огоньки. Длинная трава сменилась полем, устланным пестрым ковром; каждый раз, как копыта лошадей ступали на цветы, разминая и давя их, воздух насыщался легким цветочным дурманом.
Посреди поля рос могучий многовековой раскидистый дуб, под ним-то они и решили устроить завтрак. Лошадки отправились жевать ароматную траву, Шон расстелил клетчатое покрыло, извлек из корзины бутылку из темного стекла с парой стаканов. Все дорогу они почти не говорили, он спрашивал о старых конных поездках и работе, она же предпочитала вообще не задавать вопросы.
Шон поставил на покрывало свежие круассаны с джемом, сэндвичи с домашнем сыром и тарелку вишен, не успевших помяться за время их пути.
— Вам нужно больше отдыхать, — вдруг сказал он, Энди лишь улыбнулась на это.
— Мой отец так не думает, —
— Почему? — она приподняла бровь. — Хотя... я вас понимаю. Мой отец тоже считает, что я должен делать деньги ради семьи, а я ненавижу это.
— О, нет... — Энди поджала губу. — Мне нравится моя работа, правда. Я всегда мечтала заниматься медициной. Мне было шесть, когда мы с мамой и братом катались на лошадях. Она находилась на восьмом месяце беременности, когда упала с лошади. В общем, я помогла отцу оперировать свою мать.
— Вашего брата никогда не интересовал реальный мир, — произнес Шон, ложась на покрывало. — Я тоже пишу. Слышали Эндрю Норманна?
— О, да, — он заметил неподдельный восторг в ее зеленых глазах. — Я читала пару ваших романов. Мне нравится психология.
— Но мой отец считает, что такая бездарность, как я, не может создавать хоть что-либо. Я даже бизнесом, по его мнению, не могу заниматься, — Шон тяжело вздохнул, смотря на Энди из-под опущенных век.
— Даже так... — пролепетала она, слегка склоняясь над мужчиной, задерживая взгляд на его подбородке и полных губах. — Мой отец всегда боялся быть похожим на своего опекуна, сэра Эдварда Лейтона. Отец никогда не давил на меня.
— И на меня тоже. Пока три года назад не умер мой брат, Себастьян. Он утонул в озере. Глупая смерть, — Шон оторвал голову от покрывала, замечая странный взгляд собеседницы. — Я и на войну ушел, чтобы доказать, что я хоть на что-то годен.
— И вы там были, — Энди прикусила губу. — Чертова война, она столько у нас всех отняла.
— Мы все что-то теряем, леди Энди, — он снова закрыл глаза, ощущая волшебную близость.
— Энди, — поправила она его.
— Сколько вам лет, дорогая? — в его голосе звучали отеческие нотки.
— Двадцать один, — Энди от волнения сплетала пальцы на коленях.
— Вы молоды. Мне через месяц исполнится тридцать три, — в этой фразе она услышала боль и разочарование.
— Вы не стары, — парировала девушка.
— Я был женат когда-то, — Энди отвернулась. — Она умерла два года назад, оставив мне дочь Аврору. Я думал, я любил Киру, а она жестоко меня предала, изменив с моим же родным братом. Вы не представляете, что я пережил.
— Сколько лет вашей дочери? — этот вопрос прозвучал слишком робко.
— Семь, — у Энди широко распахнулись глаза: она была потрясена открытием, поэтому-то он и ушел на войну — любимая женщина вероломна его обманула.
Энди изменила позу, садясь поудобней, но при этом склоняясь к Шону. Она уже влюблялась, она не могла сказать ничего умного, просто пропадал дар речи, и сердце охватывала такая щемящая боль и жалость, что хотелось поцеловать каждую черточку его лица.
Обратно они ехали, стараясь ничего не говорить, чтобы не разрушить особую магию сегодняшнего дня. Энди странно улыбалась, что порой она думала, что смотрящим на нее людям придет мысль в голову, что она дурочка. Счастье переполняло и выплескивалось через край, но проснувшаяся в ней леди вновь просила придержать чувства. Недалеко от поместья Шон поравнялся лошадьми, останавливая ее за руку.