Дом Ветра
Шрифт:
Флер доехала на метро, потом прошлась пешком, этот город она еще плохо знала, намного хуже, чем Джулия или Элеонора, но все же он не переставал ее удивлять и покорять. Флер поднялась на второй этаж, позвонила в дверь; открыли не сразу. Ришар распахнул старую дверь, окидывая ее с ног до голову.
В последний раз они встречались несколько лет назад, на выставке у Джулии, и вряд ли он вообще ее помнит. Ришар молча кивнул, показывая жестом, чтобы она заходила. У него была достаточно большая гостиная, где ложился правильный свет и где он, неверное, работал допоздна. У маленькой софы стояли два пустых бокала бутылка с недорогим вином, и вообще здесь был форменный беспорядок. Джулия —
— Как тебя зовут? — он наконец-то подал голос, и Флер немного расслабилась.
— Флер, — протянула она.
— Что ж, Флер, давай начнем. За неделю я сделаю наброски, а потом еще полмесяца я буду наносить краски, — объяснил он. Боже, как же он красив, этот француз просто создан для любви и обожания.
— Мне раздеваться? — ее голубые глаза дерзко сверкнули.
— Да, — не отрываясь от нее, произнес Ришар. — Раздевайся, — Ришар стал ставить мольберт, подбирая разбросанные по полу чертежные карандаши, при этом не забывая посматривать на новую натурщицу. Та спустила толстые бретельки, платье голубым озером расплылось на полу. Флер стала медленно снимать лифчик, трусики, ее взгляд встретился с Ришаром. Он смотрел завороженно. У Флер была персиковая атласная кожа, интересно, какая она на ощупь? Золотистые волосы ложились на округлые плечики, маленькую упругую грудь; Ришар опустил взгляд пониже, на кустик светлых волос ниже плоского живота. Ее ноги тоже имели приятную округлость, как и бедра; Флер нагло на него смотрела, нисколько ни стесняясь наготы.
— Что мне делать? — хрипло спросила она, ловя себя на мысли, что смотрит так же, как недавно смотрел на нее Роберт: голодно.
— Садись сюда, — он указал ей на табуретку с широким сиденьем, замотанную белым полотном. — Сядь ко мне спиной.
Флер выполнила просьбу, сделав это как можно грациозней. — Обернись ко мне, чтобы на меня смотрела только часть твоего лица.
— Все? — Флер замерла.
— Пока все, завтра будет видно, что добавим в твой образ, — ответил он.
Полтора часа она сидела, как каменная статуя, не смея задать вопрос или изменить позу. Все это время она одним глазом наблюдала за ним, пристально изучая, как он смотрит на нее: как художник. За окном шумел дневной город, гудели машины, слышался смех, перемешанный с дуновением летнего ветра и июньским зноем. Ришар неожиданно все отложил в сторону. Это означало, что их работа завершилась.
— На сегодня все, завтра, в это же время, — проговорил он, исподтишка наблюдая, как она одевается.
На следующий день Флер пришла в белоснежном юбочном костюме, напоминая ангела с грешными мыслями. Художник снова усмехнулся: как легко этот ангел обнажился перед ним, принимая все ту же позу. Флер снова полтора часа наблюдала за мужчиной, Ришар снова зарисовывал ее.
После работы Полански подошел к ней, всматриваясь глаза. Потом он попросил ее одеться и прийти на следующий день. Она искушала, ведь уже до беспамятства любила, как ей казалось. Вместо недели он работал две, постоянно что-то менял: то приколол цветок в волосы, то одевал украшения и шелковые платки. Чего он добивался? Как художница, Флер прекрасно понимала, что Ришар ищет подходящий образ, что-то показывающий. Такое Флер находила у Джулии или у других молодых художников, скульпторов или фотографов; Йен Фергасон называл это «битьем по чувствам». Вот чего Ришар искал — чтобы эта картина била по всем чувствам.
Как-то Флер встала со своего пьедестала, подходя к мольберту Ришара, он критично вглядывался в набросок. Флер увидела грешного ангела, не такой ее видели все — милой, доброй, сердечной. Здесь на лице читались грешные мысли, что одолевают
— Сколько тебе лет Флер? — спросил он.
— Сегодня исполнилось восемнадцать, — прошептала Флер.
— А мне тридцать четыре, и особого признания нет, — заключил он. — Кем ты хочешь стать?
— Художницей, — пролепетала Флер, видя, как он сохраняет расстояние между ними.
— Тогда зачем тебе все это? — в вопросе она не слышала ни раздражения, ни возмущения.
— Мне надо самой все понять, я люблю рисовать натюрморты или природу, немного авангарда, как у мамы, — Флер не замечала, как простыня соскользнула у нее с груди. — Вообще-то ты видел мои работы...
— Когда? — он повернулся.
— У моей сестры на твоей выставке, — Флер еле скрывала свою торжествующую улыбку.
— У Джулии? — Флер кивнула. — Ах, да, вспомнил, — еще бы не вспомнить, его еще тогда пронзила, как клинок, мысль, что он хочет ее видеть в своей постели, запечатлеть все, скрытое в ней.
— Может, внизу нарисовать павлина или вообще каких-либо птиц? — предложила она, соскальзывая с дивана.
— Мне нужна натура, — Ришар отмахивался.
— Зато это умею делать я, — патетично заявила она.
— Ты испортишь мне рисунок! — Флер решила не сдаваться.
— Нет, не испорчу.
За неделю она нарисовала ему райских пташек, птиц-лир, павлинов, порхающих колибри у своих ног. Ришар был поражен, его полотно, несмотря на то, что все еще оставалось черно-белым, заиграло новым смыслом, приобрело какую-то яркость. Флер все время находила предлоги, сбегала из дома к художнику, находила отговорки для Джулии и Елены.
Она пребывала в своем нарисованном мире, не видя очевидное, не видя, что происходящее между ней и Ришаром не такое, как в ее мечтах. Но она была юной, наивной девчонкой и, конечно, ничего не понимала в отношениях, не понимала, что, сближаясь с ним, меняет свое будущее до неузнаваемости. Флер нисколько не стеснялась раздеваться перед Полански, обнажать часть души, показывать свое мастерство. Она считала все это необходимым, как воздух.
Сам Ришар все это видел, но не мог побороть в себе искушение сделать очередную натурщицу очередной любовницей. Их было сорок девять: сорок девять полотен, сорок девять любовниц. Флер должна стать пятидесятой. Искушение было слишком велико, когда он смотрел на ее тело, на эти холодные глаза, золотые волосы и длинные ноги, он хотел ее.
И с каждым днем все было сложнее. Почему-то с другими все было по-другому, уже на третий-четвертый день работы натурщица оказывалась в его постели и оставалась любовницей до конца работы. Помимо Флер, он рисовал еще двух, и одна из них, восхитительная брюнетка, а вторая, прекрасная сирийка, принадлежали ему, удовлетворяя все низменные потребности.
Ришар с кистью в руках подошел к Флер и, погладив по щеке, стащил ее с пьедестала, уложив на деревянный пол. Ришар поцеловал ее в губы так пылко, что Флер чуть не задохнулась. Он целовал ее, как зверь, жаждущий добычи. Его теплые губы мелькали на ее теле, его пальцы сжимали ее грудь, нежную плоть, от его настойчивого пальца у нее внутри сжималось все от нахлынувшего удовольствия.
Флер нисколько не пыталась его оттолкнуть от себя, она еще сильнее прижималась, в немом движении прося облегчения. Он быстро скинул с себя всю одежду, его горячая плоть скользнула в нее, Флер вскрикнула от боли, но Ришар этого не замечал. Сначала он двигался степенно, а потом все сильнее и сильнее, Флер почувствовала, как какое-то приятное чувство накрывает ее.