Дом Ветра

Савански Анна

— Фредди, — они обнялись. — По-моему, она динамо, — они рассмеялись. — Пойдем, выпьем, мы с тобой уже давно не виделись, наверное, со свадьбы Дженни, — Гарри похлопал старого знакомого по плечу.

— Что ты тут делаешь? — спросил парс, хитро улыбаясь юноше, зная, что в своих порывах он еще не так испорчен, как он сам.

— Отдыхаю от тяжелой жизни, — Гарри комично вздохнул и достал пачку сигарет.

— Ты куришь?

— Да, единственный из всех, — прошептал Гарри, зажигая сигарету. — Я не с тебя брал пример, как-то все само получилось.

Домой Гарри пришел не один.

Когда музыкант разбивал свою гитару, красивая блондинка с короткой стрижкой, как у Твигги, поранила плечо осколком инструмента, и, конечно же, Гарри воспользовался своим положением. С Орлой Корн он провел замечательную ночь, решив увидеться с ней еще. Молодость на то и было дана, чтобы ее тратить, пока есть силы. Он знал, что женщины сами порой вешались на шею. Почти каждая студентка в их потоке мечтала с ним переспать. Их привлекала его слегка опасная внешность, эти голубые надменные глаза, выражающие сдержанность и, безусловно, титул. Ни для кого вообще не было секретом, что здесь учился его дед и работал прадед, и это тоже манило женщин.

Власть всегда тесно идет со страстью и желанием. Гарри не хотел слыть ловеласом, ветряным и непостоянным, но так хотелось иметь много побед и много опыта, что порой он сам не замечал, как делает боль другим. Гарри редко мучило чувство вины и сожаления, но молодой Лейтон всегда знал, что когда-нибудь в его жизни появиться та единственная, ради которой он изменит в своей жизни все.

***

Все же Дженни решила поделиться с мужем своими печалями. Дилан находился на седьмом небе от счастья, он давно мечтал о детях, с завистью смотрел на коллег, которые обзаводились ребенком, и, конечно, беременность Дженни для мужчины стала большой радостью. Только Дженнифер по-прежнему боялась, ведь они не имели собственного жилья, работал только Дилан, а Дженни продолжала мечтать о научной работе. Дети не входили в ее планы. Женщины за последние пятьдесят лет изменились, они перестали мечтать об удачном замужестве, теперь почти все их стремления стали направлены на карьеру и личные удовольствия, и Дженни хотела быть иногда одной из этих женщин.

Это немного рабское положение в своей маленькой семье, Дженнифер воспринимала как нечто обыденное и должное. Она понимала, что Дилан решает все, что все будет так, как хочет он, и ее дело только принять это. Он не бил ее, не поднимал руку, любил, но где-то в глубине души жило мерзкое чувство, которое медленно, как жемчужина в ракушке, росло, поднимая голову, в редкие минуты напоминая: все зря. Она боялась в одно из утр проснуться и понять: в ее сердце нет любви, как нет и ненависти, и однажды мимо нее уже прошла судьба. Она наполнялась любовью и нежностью, когда малыш начал толкаться, когда это крошечное существо выказывало свои чувства. Только ради него она прогоняла это скверное ощущение бездумности. Нет, только ради этой крохи она просто обязана быть с мужем, ведь тот так любит ее, и она будет настоящей дурочкой, если уйдет от него.

Она станет первой, кто подарит Лейтонам четвертое поколение, первой, кто вообще построил хоть как-то свою жизнь. Дженнифер чувствовала: именно ее поколение что-то изменит в их семье и именно оно будет так же счастливо

и несчастливо, как их деды.

Полли Энн появилась на свет ранним апрельским утром. Дилан не смог отпроситься с работы и, приехав вечером после долгого трудового дня в больницу, примчался к Дженни. Он искренне был рад, что родилась девочка. Они оба были на седьмом небе от счастья.

Глава 47

Большинство взрослых считают, будто чувства подростков несерьезны и все эти душераздирающие страсти — ярость, ненависть, смятение, ужас, безнадежность, отвергнутая любовь — лишь игра гормонов, тренировочный забег перед Настоящим, из этого вырастают. Это неверно. В тринадцать лет все серьезно, у всего острые края, о них можно порезаться. Некоторые наркотики способны вызвать подобный накал чувств, но возраст притупляет грани, приглушает краски и портит все рассудительностью, рациональностью и страхом.

Джоанн Харрис. «Джентльмены и игроки»

Май 1969.

Бетти быстро бежала по улице, ей надо было успеть в книжный. Она быстро дернула на себя дверь, кто-то в то же время дернул дверь от себя. Они столкнулись, из открытой сумки Бетти содержимое просыпалось на тротуар. Незнакомец помогал собирать ей вещи. Бетти помогла сложить в стопку его книги, проглядывая корешки: Хемингуэй, Гарсиа Маркес, Сартр. Она подняла глаза, и их взгляды встретились. Они поднялись молча, Бетти позволяла изучать себя.

— Фредди, — прошептала она. Как так получилось, что она сразу его не узнала? Ведь они не виделись всего два года... А он изменился, стал взрослее и мужественней.

— Бетти? Неужели это ты? Боже, как повзрослела! — он протянул ей ее сумку.

Это не она! Это не может быть она! Ведь перед ним девушка, красивая и очаровательная.

— Да, это я, — она снова улыбнулась.

— Пойдем в кафе, я сглажу свою вину, — Бетти посмотрела на него, понимая, что она нравится юноше. Или все, потому что они давно знакомы. Она не могла понять.

— Хорошо, — он отвел ее кафе итальянской кухни на Хэрфорд-стрит.

— Что ты будешь? — спросил он, она все больше его очаровала, она не знает о своей красоте.

— Чай и большое пирожное, — Бетти потупила взгляд.

— Как у тебя дела? — ему хотелось знать о ней все, владеть ее телом, умом, душой, будущим.

— Все по-прежнему, — Бетти не хотела говорить о семье, не хотела жаловаться — это было не свойственно ей.

— Я думал, все изменилось, — Фредди, затаив дыхание, ждал продолжения разговора.

— И что изменилось? — интересно, что он думает по этому поводу.

— Ты... я... время, — с сомнением ответил он, Бетти засмеялась.

— Да, я знаю, а как дела у тебя? — чего она спрашивает, итак сама знает. Живет отдельно от родителей, дышит свободно, любит каждую ночь других и совсем не думает о ней, потому что она слишком мала для него.

— Через месяц оканчиваю Инглиский колледж, — Фредди ощутил беспокойство, он боялся, ведь Бетти — дочь Флер, и все возможно.

Они долго говорили, вспоминая то короткое лето, рассказывая друг другу о тех годах, что не виделись.