Дом Ветра

Савански Анна

Жаль, что Роберт и Флер разрушили все то прекрасное, что было между ними, — Джулия и Джордж же никогда не сделают этого. Ведь вечность их пристанище, сердца бьются вместе, и жизнь идет своим чередом, преподнося беды и радости, мир и ненависть, жизнь и смерть. Эта любовь должна стать их спасением в этом мире лжи и боли, иначе все Лейтоны упадут, если они перестанут вдохновлять остальных. Пропасть была рядом, тучи весели над ними, оставался лишь один шаг до бездны. И этой бездной был не кризис и не война, а история их семьи.

***

Отец был против этого, но он не хотел того слушать. Боми смотрел на сына и не узнавал: он сильно изменился; стал отзываться только на Фредди, окончательно забыв свое настоящее имя; отрастил длинные

волосы, потому что это модно; стал что-то бренчать на гитаре; стал выряжаться как бомбейские танцовщицы, подражая каким-то там музыкантам. Хотя было и что-то положительное: сын зарабатывал, приносил в дом деньги — но влияние Лондона все же было велико. Фредди стал другим после лета. Нитта не понимала перемен, как и не понимала, почему, не дожидаясь конца августа, сын покинул Лейтонов. Она пыталась разузнать, где его шарф, подаренный в память об Занзибаре на восемнадцатилетние, но Фредди пробурчал, что потерял его где-то. Кашмира же пытала, что за кольцо брат носит на мизинце, даже не пытаясь снять, а в кармане куртки молодого человека Нитта и Кашмира нашли белый платок с вышитой изумрудными нитками монограммой «Б. Х.», который Фредди украл у Бетти. Фредди не хотел ничего говорить о Лейтонах и об этом лете, не хотел ни с кем делиться своими воспоминаниями и переживаниями. После лета свободы в Аллен-Холле юноша задыхался дома. Проучившись на подготовительных курсах, он заявил, что поступил в Инглиский колледж на кафедру графического иллюстрирования. Отец пришел в ужас:

— Ты с ума сошел! Музыкант? Художник? А жить на что будешь, рисованием своих коробочек? Я тебя на старости лет кормить не буду! Можешь даже не просить меня! Пока живешь в моем доме, ты живешь так, как я хочу, и будешь учиться, где я скажу, потому что ты. Еще. Никто! — ревел Боми. — Виктор кинул к твоим ногам весь мир, а ты, поганец, рушишь это!

— Ты мне не указ! Я не буду жить здесь больше! — сын Боми собрал вещи и, хлопнув дверьми, ушел, не смотря на слезы матери и жалобы Кашмиры.

Он будет потом возвращаться домой, чтобы проведать стариков, но жить там не будет никогда. Фредди решил сам творить свою жизнь, пока ее не испортил диктат отца. Ему не нужна будет невеста, найденная отцом, потому что у него будет столько любовниц, что ждать кого-то... Зачем ждать, когда есть это сейчас? «Бери то, что к тебе само плывет», — твердили кругом. На его объявление снимать квартиру вместе откликнулись несколько парней. Так Фредди познакомился с Антонио Сержем, испанцем, чьи родители бежали от диктатуры Франко в Англию, где они сами и их сын полностью окунулись в богемную жизнь столицы. Отец и мать работали на телевидении, и выбор профессии сына стал чем-то естественным. Рисовал Антонио потрясающе, особенно обнаженную натуру в реалистичном стиле, девушки шли толпами , чтобы позировать, и отдавались творцу. От этого горячего мачо нельзя было отказаться, чего только стоили его темные глаза с пышными ресницами или черные волосы!

Вдвоем им было весело: днем они ходили учиться, а ночь принадлежала им. Жили они за счет картин и постоянных халтур, как это называл Антонио, подрабатывая то грузчиками, то заводилами на праздниках. Домой Фредди редко наведывался, ему было хорошо и без семьи, тем более что он был способен оплачивать свое обучение и скромно жить.

Позже к ним присоединился восемнадцатилетний Брайан Мейтс, он тоже недавно вырвался из родительского дома, поступив на астрономический факультет. С Брайаном Фредди быстро нашел общий язык, у них была общая любовь — музыка, хотя самого Фредди она мало интересовала, в ней он не видел себя. У Брайана была группа, созданная им самим, — «Четыре», в которой молодой человек играл на гитаре и пел. Конечно, девчонки его любили, особенно его длинные кудрявые темно-русые волосы, вкупе с чисто английскими чертами лица и карими глазами они делали свое дело. Трое часто шастали по ночным клубам.

Первые месяцы, несмотря не то, что жил с двумя бабниками, Фредди

не осмеливался вести себя так же нагло. Он часто видел, как Брайан свободно общается с девушками, как Антонио нисколько не скрывает, что ему нужен только секс. Фредди же не мог так поступать, друзья, конечно же, догадывались, что радость близости ему не знакома, но всячески это скрывали. Но долго Фредди не мог сопротивляться плотским потребностями. В первый раз, лежа в постели с бесподобной длинноногой блондинкой, имя которой он особо и не запоминал, он не знал, что делать. К счастью для парня, та быстро смекнула, в чем дело, и сделала все сама, доведя его до состояния агонии. Она, теплая и влажная, лежала рядом, поглаживая его плечи и руки, а потом заметила серебряное кольцо на мизинце.

— Что это, Фредди? — хрипло спросила она, он одернул руку.

— Обещание любви, — ответил он, видя, как молодая женщина надула губы.

— У тебя есть невеста?! Да?! — девушка опустила ноги на холодный пол.

— Нет у меня никакой невесты, я просто жду одну девушку, когда она станет другой, — партнерша одела свое трикотажное платье и сапоги.

— Ну и жди, — он знал, что никогда ее больше не увидит и не позвонит. Когда она ушла, Фредди не испытал угрызений совести. «Как я мог? Как? А как же Бетти? Как же она?», — но мучился парень недолго, решив, что в любви он должен стать богом, чтобы у его будущей избранницы даже не было мысли искать замену.

Это было время сексуальной революции и сексуальных свобод. Идея свободной любви посещала всех, но они не переставали мечтать о настоящей любви, которая меняет тебя раз и навсегда, которая дарит тебе крылья — неземное счастье и земную боль. Так начался путь Фредди в этой самостоятельной жизни.

***

Весна 1966.

Дженнифер росла как настоящая леди, и стала таковой к девятнадцати годам. У нее были кроткий нрав и стойкий ум, она была лишена той горячности, какая была у Бетти, у нее не было капризности Алисы и острого языка Мери-Джейн. Дженни считала скромность лучшим украшением девушки, но все же пылкость, присущая матери, перешла к ней: тот же голос с хрипотцой, те же кошачья грация и карие глаза, полыхающие страстью, — но она умела держать эмоции в узде. Поэтому ее поступление на литературный факультет не стало новостью. Эту любовь, конечно, привила Елена, и для Дженнифер лучшим парнем стал томик Лермонтова или Байрона. Эта холодность не всегда нравилась Джорджу, и он часто ее называл карьеристкой, считая, что прежде надо выйти замуж, но ни о каком замужестве или свиданиях девушка и не думала. До сегодняшнего дня. Они встретились взглядами в кафе, Дженнифер и ее подруга Китти Хадсон пили кофе, обсуждая сегодняшнюю лекцию. Дженни медленно обернулась. Молодой человек пил кофе, наблюдая за ней. Ей он показался красавцем, хотя сам о себе парень такого мнения не был. Дженнифер разглядела светлые кудри, орлиный нос и жесткий, непроницаемый взгляд холодно-голубых глаз.

Его звали Дилан Морган, он недавно закончил физический факультет, разрабатывал всякие приспособления и в данный момент трудился над докторской. Ему было двадцать девять. Дженнифер позволила Китти уговорить себя позвонить ему и договорилась о встрече. С бьющимся сердцем она набирала номер его телефона, написанный на салфетке, в глубине душе надеясь, что его нет дома, но Дилан поднял трубку, тем самым застав звонившую врасплох:

— Алло, — она услышала его грубоватый голос и засмущалась.

— Это я... — она забыла все, что хотела сказать, просто все слова вылетели из головы.

— Кто «я»? — мягко спросил он.

— Эта та девушка из кафе, — ответила Дженни. — Дженнифер Лейтон...

— Ах, вспомнил вас, — он засмеялся. — Не хотите, Дженни, завтра сходить в кино?

— Хочу, — на самом деле с учебой у нее почти ни на что не оставалось времени, даже на кино.

— Тогда назовите адрес, я вас заберу в пять, — Дженнифер продиктовала адрес. Когда она положила трубку, то ее охватила паника.