Дома вдовца

Шоу Бернард

Тренч. И все вранье. Я только что узнал от вашего агента, этого... Ликчиза, или как его там зовут, как вы нажили состояние. Вымогали последние гроши у несчастных бедняков, не брезгуя при этом пускать в ход угрозы и насилие и всякого рода мелкое тиранство!

Сарториус (в ярости). Сэр!

Угрожающе смотрят друг на друга.

Кокэйн (кротко). За квартиру нужно платить, дорогой мой. Тут ничего не поделаешь, Гарри, ничего не поделаешь. Тренч в сердцах отворачивается. Сарториус с минуту смотрит на него в раздумье, затем, снова приняв спокойный

и полный достоинства вид, говорит с подчеркнутой вежливостью, но также и с ноткой снисхождения к его молодости и неразумию.

Сарториус. Боюсь, доктор Тренч, что вы еще очень неопытны в делах. Простите, что я на минуту забыл об этом. Могу я попросить вас воздержаться от окончательного приговора до тех пор, пока мы с вами не побеседуем спокойно и обстоятельно и не обсудим со всех сторон ваши сентиментальные представления? Не обижайтесь, что я так их называю. (Берется за стул и жестом предлагает Тренчу сесть на другой, рядом.)

Кокэйн. Очень деликатно выражено, дорогой мистер Сарториус. Гарри, сядьте и выслушайте... и давайте обсудим дело спокойно и беспристрастно. Не упрямьтесь.

Тренч. Хорошо, я сяду и выслушаю. Только пе знаю_; как вы ухитритесь из черного сделать белое. И мне надоело, что все мне читают нотации, словно я тут один виноват. (Садится.)

Кокэйн подсаживается к нему справа. Все приготовляются к обстоятельному разговору.

Сарториус. Прежде всего, доктор Тренч, договоримся: надеюсь, что вы не социалист и не что-нибудь подобное?

Тренч. Конечно, нет. Я консерватор... то есть... по крайней мере если б я дал себе труд голосовать, то я бы подал голос за кандидата консерваторов.

Кокэйн. Правильно, Гарри, правильно! Верность старому знамени!

Сарториус. Я очень рад, что хоть в этом у нас нет разногласий. Я, само собой разумеется, тоже консерватор; не какой-нибудь узкий и закоснелый ретроград, не враг истинного прогресса, но все же консерватор. Что касается Ликчиза, то тут довольно сказать одно: не далее как сегодня я его уволил за то, что он обманул мое доверие; поэтому его нельзя считать беспристрастным и незаинтересованным свидетелем. Теперь о моих делах. Я предоставляю жилище очень бедным людям, — которым ведь тоже нужен кров над головой, — за плату, соответствующую их скромным средствам. Вы ведь не станете требовать, чтобы я это делал даром?

Тренч. Это все очень мило, но вопрос в том, какого рода жилье вы им даете за эту плату? Человек должен где-то жить, а не то его сажают в тюрьму. Этим и пользуются и заставляют его платить за грязный угол, не пригодный даже под собачью конуру. Почему вы не строите приличные дома и не даете людям полноценный товар за их деньги?

Сарториус (полный сострадания к такой наивности). Мой юный друг, бедняки не умеют жить в приличных домах; они их через неделю обратят в развалины. Вы мне не верите — испытайте сами. Поставьте на свой счет все недостающие перила и решетки, приделайте крышки к бакам для воды и мусорным ящикам — и через три дня ни одной не окажется на месте: сожгут, сэр, все сожгут до последней щепки. Я их не виню; им нужно топливо, а достать его другим способом они часто не имеют возможности. Но я не могу без конца тратить деньги на ремонт только для того, чтобы они все растащили, когда мне с трудом удается выцарапать у них четыре шиллинга шесть пенсов в неделю за комнату, что в Лондоне является нормальной квартирной

платой. Нет, джентльмены, есть такая степень бедности, когда людям нельзя помочь, как бы вы им ни сочувствовали. В конечном счете это им приносит больше вреда, чем пользы. Я предпочитаю сберечь деньги и построить лишний дом для тех, кто совсем не имеет крова, — и отложить кое-что для Бланш. (Смотрит на своих собеседников.)

Оба молчат; Тренча не убедили эти доводы, но он пасует перед красноречием Сарториуса; Кокэйн сокрушенно задумался.

(Сдвигает брови, подается вперед на стуле, словно готовясь к прыжку, и с ударением спрашивает у Тренча.) А теперь, доктор Тренч, разрешите у вас спросить, откуда берется ваш доход?

Тренч (вызывающе). Из процентов по ценным бумагам. Не от сдачи домов внаем. Тут по крайней мере я чист. Из процентов по закладной.

Сарториус (с силой). Да, по закладной на мои дома. Когда я, по вашему выражению, вымогаю у бедняков то, что они сами по доброй воле согласились мне платить, я не смею истратить ни единого пенни из этих денег до тех пор, пока не выплачу вам ваши семьсот фунтов в год. Что Ликчиз делал для меня, то я делаю для вас. Оба мы только посредники, а хозяин — вы. И так как из-за бедности моих клиентов мое дело сопряжено с коммерческим риском, то вы и тянете с меня чудовищный и ни с чем не сообразный процент — семь годовых! — и тем самым заставляете меня в свою очередь выжимать последний фартинг из квартирантов. И, однако, доктор Тренч, хотя сами вы никогда палец о палец не ударили ради собственного благополучия, вы не постеснялись говорить обо мне с презрением только потому, что я обращаю всю свою энергию и весь свой опыт на управление нашим имуществом и на то, чтобы поддерживать его в удовлетворительном состоянии.

Кокэйн (с облегчением). Превосходно, дорогой мистер Сарториус, превосходно! Я чувствовал, что Тренч говорит вздор, непрактический вздор. Прекратим этот разговор, дорогой мой друг, вы только ставите себя в смешное положение, когда беретесь судить о делах. Я вам говорил, что тут ничего не поделаешь.

Тренч (ошеломлен). Вы хотите сказать, что я такой же негодяй, как и вы?

Кокэйн. Стыдитесь, Гарри, стыдитесь! Какая бестактность! Будьте джентльменом, извинитесь.

Сарториус. Разрешите мне, мистер Кокэйн. (Тренчу.) Если, говоря, что вы такой же негодяй, как я, вы подразумеваете, что вы так же бессильны, как и я, изменить нынешний строй общества, то вы, к сожалению, правы.

Тренч отвечает не сразу. Он смотрит на Сарториуса, широко раскрыв глаза, потом, опустив голову, тупо глядит в землю, свесив между колен руки со сплетенными пальцами, — моральный банкрот, живая картина душевного упадка. Кокэйн подходит к нему и с видом сочувствия кладет руку ему на плечо.

Кокэйн (мягко). Ну же, Гарри, ну! Возьмите себя в руки. Мистер Сарториус ждет ответа.

Тренч (все еще подавленный, медленно разжимает пальцы, выпрямляется, упершись ладонями в колени, обдергивает жилет; он пытается философски отнестись к постигшему его разочарованию). Да, кто сам живет в стеклянном доме, тот не смеет бросать камнями в других. Но, честное слово, я не знал, что мой дом стеклянный, пока вы мне не показали. Прошу прощенья. (Протягивает руку Сарториусу.)