Дома вдовца

Шоу Бернард

Ну вот, теперь у меня руки дрожат, и вся посуда будет звенеть на подносе, и все это заметят. Как вам не совестно, мисс Бланш...

Кашель Сарториуса за дверью.

Бланш (быстро). Тсс! Встаньте!

Горничная вскакивает и, приняв степенный вид, проходит к двери мимо Сарториуса. Сарториус провожает ее строгим взглядом и подходит к Бланш. Горничная тихо затворяет за собой дверь.

Сарториус (сокрушенным тоном). Дитя мое, неужели ты не можешь совладать со своим нравом?

Бланш (тяжело

дышит, успокаиваясь после припадка). Не могу. И не хочу. Я и так стараюсь. Кто меня любит, тот не покинет меня из-за моего нрава. Я никому его не показываю, кроме этой девушки, и одна она из всех наших слуг не берет расчета.

Сарториус. Но, дорогая, вспомни, что у нас за завтраком будут гости. Я и решил сперва поговорить с тобой -сказать, что я все уладил с Тренчем. Это Ликчиз ему бог знает чего наплел. Тренч просто дурак, молодо-зелено! Ну, да я все уладил.

Бланш. Я не хочу выходить замуж за дурака.

Сарториус. Тогда тебе придется поискать себе мужа старше тридцати лет. Нельзя требовать слишком много, дитя мое. Ты будешь богаче своего мужа и, как мне кажется, умнее. Это не так плохо.

Бланш (прижимается к его плечу). Папа!

Сарториус. Что, дорогая?

Бланш. С этим замужеством... Могу я поступить так, как я сама хочу, или я должна сделать так, как ты хочешь?

Сарториус (уклончиво). Бланш...

Бланш. Нет, папа, ты должен мне ответить.

Сарториус (отбрасывает всякую сдержанность и дает волю чувству). Дорогое мое дитя, поступай, как сама хочешь. И сейчас и всегда. У меня только одно желание — видеть мою девочку счастливой.

Бланш. Тогда я не выйду за него. Он насмеялся надо мной. Он считает нас ниже себя, он нас стыдится, он посмел сказать, что не хочет, чтобы ты благодетельствовал ему, — как будто в этом для него есть что-то позорное. А потом... все-таки соблазнился деньгами! (Бросается отцу на шею.) Папа! Я не хочу выходить замуж, я не хочу тебя покидать! Ведь нам до сих пор так хорошо жилось вместе! Мне даже думать противно о замужестве, я его совсем не люблю, я не хочу с тобой расставаться.

Входят Тренч и Кокэйн, но Бланш ничего не слышит, кроме собственного голоса, и не замечает их.

Только прогони его. Обещай, что его прогонишь, и мы по-старому будем жить вместе... (Видит Тренча.) Ах!.. (Прячет лицо на груди отца.)

Тренч (нервно). Надеюсь, мы не помешали...

Сарториус (внушительно). Доктор Тренч! Моя дочь передумала.

Тренч (в замешательстве). Значит ли это...

Кокэйн (перебивает, чрезвычайно кислым тоном). Боюсь, мой дорогой друг, что при данных обстоятельствах это значит, что нам придется позавтракать где-нибудь в другом месте.

Тренч. Но, мистер Сарториус, вы объяснили?..

Сарториус (прямо ему в лицо). Я все объяснил, сэр. Прощайте.

Тренч, вспыхнув, делает шаг вперед. Бланш выскальзывает из объятий отца и падает на стул. Сарториус, выпрямившись

во весь рост, стоит над нею, как страж.

Тренч (с негодованием отворачивается). Пойдем, Кокэйн.

Кокэйн. Пойдемте, Гарри, пойдемте.

Тренч уходит, очень сердитый. По дороге ему попадается горничная; в руках у нее поднос, вся посуда на нем звенит.

(Оборачивается к Сарториусу.) Я очень ошибся в вас, сэр, очень. Прощайте. (Уходит вслед за Тренчем.)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Гостиная в доме Сарториуса на Бедфорд-сквер. Зимний вечер, топится камин, шторы опущены, и лампы зажжены. Сарториус и Бланш уныло сидят у камина. Горничная только что принесла кофе и расставляет чашки на столике между ними. Посреди комнаты большой стол. Если, стоя у стола, обернуться лицом к окнам, то направо находится концертный рояль, закрытый чем-то вроде постельного покрывала, что свидетельствует о том, что инструмент открывают редко, а может быть и никогда; на крышке рояля стоит миниатюрный мольберт с увеличенной фотографией Бланш. В комнате две двери: одна налево, ведущая в кабинет, другая в углу, около правого окна, ведущая в коридор. Бланш вяжет, возле нее рабочая корзинка. Сарториус сидит у самого камина и читает газету. Горничная уходит.

Сарториус. Бланш, дорогая.

Бланш. Да?

Сарториус. Сегодня мы долго беседовали с доктором насчет поездки за границу.

Бланш (нетерпеливо). Я совершенно здорова. И я не хочу ехать за границу. Мне даже думать об этом противно. Что ты все беспокоишься о моем здоровье?

Сарториус. Речь шла не о твоем здоровье, Бланш, а о моем.

Бланш (встает). О твоем? (Встревоженная, идет к отцу.) Папа! Ты болен?

Сарториус. Болезни придут, Бланш, ведь это неизбежно, и гораздо раньше, чем ты успеешь стать пожилой женщиной.

Бланш. Но сейчас-то ты здоров?

Сарториус. Видишь ли, доктор считает, что мне нужна перемена впечатлений, путешествие, развлечения...

Бланш. Развлечения! Тебе нужны развлечения! (Невесело смеется и садится на ковер у ног Сарториуса.) Папа, скажи, почему это другими людьми ты вертишь, как хочешь, а со мной совсем не умеешь хитрить? Думаешь, я не понимаю, зачем тебе понадобилось за границу? Раз я не соглашаюсь быть больной и не позволяю тебе стать моей сиделкой —ну, значит, больным будешь ты, а я сиделкой.

Сарториус. Что же делать, дорогая. Ты утверждаешь, что ты здорова и ничто тебя не тревожит, — так уж приходится мне говорить, что я болен и что меня кое-ч!о тревожит. А так жить, как мы эти четыре месяца, дальше нельзя. Ты совсем извелась, да и мне было нелегко.

Лицо Бланш омрачается; она отворачивается и молчит задумавшись.

(Напрасно ждет ответа, потом добавляет, понизив голос.) Нужно ли быть такой непреклонной, Бланш?

Бланш. Я думала, что ты ценишь в людях непреклонность. Ты сам всегда так гордился своей непреклонностью.