Домик у подножья
Шрифт:
Каждый пьяница когда-то был ребенком. Был личностью со своими мечтами. И Стекляшка – яркий тому пример. Да, все они выбирают эту узкую покачивающуюся дорожку, все они могут остановиться, развернуться и выйти из хватки когтистых бутылок, но есть ли в этом смысл?
У Стекляшки было чувство собственного достоинства. Он окинул мутными глазами троицу и фыркнул. Подростки серьезно следили за ним. Сделает или не сделает – решалось последующее отношение к нему.
– Да пошли вы в далекую щель, – процедил он и попытался развернуться. В голове небо с землей поменялись местами, и он неуклюже упал. Зашмыгав по земле руками, он напоминал черепашку, лежащую на панцире.
– Поднимите, – промолвил Макс, и Тима с Толиком тут же подскочили
– Какие сейчас дети пошли! – застонал Стекляшка. – Вы не стоите и одной пятой моего Петьки! И одной пятой моей Машеньки! Вот они… они всегда помогали другим! – Стекляшка заревел троице вслед, отчего та замерла на месте и обернулась. – Они не мололи языком, а делали!
Троица переглянулась между собой и пожала плечами. Они понятия не имели, о ком говорит Стекляшка. Повернувшись, они зашагали дальше, оставляя за спиной обезумевшего старика.
– Домашнее задание сделано, – сказал Ваня, заглядывая в спальню. Мама, работающая в регистратуре местной поликлиники, удовлетворенно кивнула. Ей не нужно было проверять сына, Ваня никогда не врал, отчасти потому что редко позволял себе говорить.
Поначалу мама думала, что с ее сыном что-то не так. Уже с детства он был тревожно молчаливым. Когда все ребятишки кричали в песочнице, он сосредоточенно выстраивал песочные замки. Когда их сбивали, вместо ответной реакции, Ваня лишь говорил: «Пожалуйста, не делай так больше». Удивительно, но спокойный тон действовал на других как заклинание, и они виновато извинялись перед ним, помогая ему снова отстроить крепость.
Он отличался от других, но вместе с тем старался этого не показывать. Он любил тень и, находясь там, слушал разговоры, мысленно подмечая про себя новые для него мысли. В школе дела у него складывались хорошо, но к пятому классу он понял, что быть отличником – значит ездить на олимпиады. Ему нравилось проводить время со своими друзьями, и во избежание пристального к нему внимания, он специально ставил неправильные ответы в тестах и довольствовался четверками.
Сейчас же он спешил на улицу к своим друзьям, предвкушая новые разговоры, новые слова, новые идеи.
Темноволосый вечер плавно вышел из-за кулис, и поселок ожил новой жизнью. На детских площадках разбегались двуногие карапузы, молодые отцы с легкостью толкали перед собой массивные детские коляски. В центре поселка был своеобразный парк, представляющий собой большое количество детских площадок, небольшое футбольное поле, огражденное метровым бортом (местные называли его коробкой), и беззубый лес, который являлся проводником в хвойные залежи Сибири. В нем растекались многочисленные тропинки, на деревьях виднелись кормушки. Прогуливаясь здесь, маленькие карапузы заливисто смеялись, протягивая крохотные ручки к рыжим белочкам, которые шмыгали с молниеносной скоростью по веткам.
Но были и такие места, от которых жители поселка старались держаться подальше. Не то чтобы в них чувствовалось древнее проклятие, но угнетение подкатывало к горлу, когда кто-нибудь проходил мимо таких мрачных земель. Ими являлись бездонный овраг и ряд гнилых гаражей, хозяева которых не появлялись в здешних местах вот уже более десятка лет.
Если отталкиваться от золотой середины поселка, то севернее можно было увидеть хвойную громадину,
Он представлял собой результаты атомной бомбардировки. Овраг, напоминая глубокие рытвины на лице подростков, являлся чужеродным телом в жизни поселка. Его дно было украшено тонким слоем мусора. Здесь пылились самые разные экземпляры: ржавая советская плита, кресло-качалка, разбитая люстра, разорванный диван с креслом, сгоревшие двери и изгрызенные башмаки.
Над оврагом возвышалась широкая полоса высоких зарослей – позолоченное поле. Выглядело так, словно природа расставляла препятствия для людей, чтобы те не подходили к большущей яме вплотную. Чуть дальше поля струилась извилистая дорога, оставляющая за собой две петляющие колеи. Осенью дорога превращалась в застывшую глину. Она была усыпана листьями, спустя годы заросла травой, и только на некоторых участках можно было увидеть сохранившиеся борозды колеи. Небольшие ямки и чуть видимые следы от шин свидетельствовали о том, что когда-то здесь забуксовала машина.
Если пройтись чуть дальше по дороге, то можно было бы увидеть заброшенные металлические коробки. Гаражи светились ржавыми и блеклыми радужными цветами. На некоторых из них просела крыша, у других таинственным образом образовалась небольшая дыра, обнажая старинные сокровища. Их было семь штук, и каждый находился от соседа в пяти метрах.
Именно здесь любила собираться троица. Возможно, некоторые дыры на хлипких стенках гаражей – их рук дело. Как бы то ни было, вооружившись молотами, они пришли сюда летом и, убедившись, что никого нет поблизости, выломали дверь последнего (как им казалось самого свежего) серого гаража. В первые минуты они трусливо осматривались по сторонам, стараясь услышать встревоженные оклики, но тишина продолжала им шептать, что все хорошо. Тогда Макс первым осмелился войти в их новый дом.
Жуткая темень больно давила в глаза, и он невольно зажмурился. В нос ударил гнилой запах плесени и сырости. В дальнем углу слышалось равномерное кап-кап… кап-кап. Он залез в карман и вытащил сотовый телефон. Включив в нем фонарик, он покрутил им перед собой, рассматривая появившиеся тени.
По бокам валялся различный хлам – пробитая резина, голые табуретки, груда стеклянных бутылок, сломанный велосипед и разбитое окно в деревянной раме. На полу в центре образовалась большая лужа, раскрывшая широченные объятия зловонной влаги, капающей с крыши. Температура здесь была значительно ниже, чем на улице, поэтому Макс поежился и поспешно вышел из гаража. Тима и Толик заглянули в проем и быстро осмотрели будущее пристанище. У каждого изо рта вырывался пучок пара.
– Холодно, – процедил Тима.
– Разожжем здесь костер, – бросил Макс, – натаскаем ненужных вещей. Думаю, парни, из этого гнилья может выйти толк, – на его лице замерла редкая для него улыбка. Друзья переглянулись и поспешили на поиски ценного хлама.
Так у троицы появилось убежище.
3
По улице гулял холодный ветерок, но Ваня не обращал на него никакого внимания. Сейчас его заботила исключительно одна вещь. Скажем сразу, он не поддерживал эту идею, но от одной мысли о легкой провинности у него загорались глаза.