Dominium Mundi. Властитель мира
Шрифт:
– Похоже что так, – согласился Гуго. – Кстати, возможно, именно потому, что прозвище так ему подходит, оно и приводит его в бешеную ярость. Сколько раз при дворе своего брата я видел, как он лишь с величайшим трудом удерживает себя в руках, и только потому, что ему показалось, будто кто-то назвал его так за спиной.
Годфруа недоумевающе развел руками:
– Для меня по-прежнему остается непостижимым, как удалось убедить папу принять подобного человека в наши ряды.
– Даже Урбан не мог себе позволить отказаться от поддержки столь существенного контингента, коим является его армия.
– Еще полгода назад из-за
– Разумеется, но вы, как и я, знаете, что политические соображения часто берут верх над вопросами морали.
– Знаю, но никогда с этим не смирюсь. Тем более что у этого человека есть неприятная привычка заражать большую часть тех, кто его окружает, своими пагубными воззрениями. Я уверен, что к концу путешествия мы обнаружим среди нас вдвое больше ультра, чем мы бы имели без него.
– Будем надеяться, что вы окажетесь не правы. Значит, мы должны быть более убедительны, чем он.
Годфруа не скрывал своего скепсиса:
– Для нашего крестового похода было бы куда предпочтительней обойтись вообще без него. Возможно, Господь в своей бесконечной мудрости ниспошлет ему в последнюю минуту действительно серьезную помеху, чтобы помешать его челноку взлететь.
Гуго заставил себя рассмеяться, но никакого веселья не испытывал. Без сомнения, он бы тоже предпочел, чтобы этот человек не поднимался на борт его корабля.
Ч – 25:03
Люди из 78-го смешанного пехотно-кавалерийского подразделения добрались до пункта своего расквартирования в несколько взвинченном состоянии. По прибытии на место сбора большинство из них были вынуждены как минимум двадцать часов ждать посадки в Нахоре, и возбуждение, испытанное при приближении к «Святому Михаилу», лишь отчасти разогнало накопившуюся нервную усталость. Поэтому заселялись они шумно, словно банда подростков, обживающая спальню своего интерната.
В общей каюте номер 48–57 насчитывалось сорок коек. Значит, больше половины подразделения будет находиться здесь. Помещение имело форму шестиугольника, пять сторон которого занимали секции по восемь коек. Сами койки были заключены в ячейки, прикрепленные прямо к стене и расположенные в два яруса, по четыре в каждом. В шестой стене каюты находилась дверь, ведущая в круговой коридор, куда выходили и другие общие каюты этого сектора, в свою очередь вписанные в общий шестиугольник.
Меблировка помещения сводилась к минимуму, то есть к нескольким столам и стульям в центре. Зато ячейки с койками были снабжены массой приспособлений. А именно индивидуальной панелью, подключенной к внутренней видеосети – Интра, – и медицинскими датчиками, встроенными непосредственно в ложе и позволяющими еженощно отслеживать состояние здоровья обитателя. Помимо этого, так сказать, классического оборудования, каждая ячейка могла быть изолирована от остального пространства корабля – либо перегородкой, автоматически развертывающейся в случае аварийной разгерметизации, либо индивидуальным компенсирующим полем, обеспечивающим выживание жильца во время фазы разгона и торможения.
Согласно замыслу, «Святой Михаил» должен был набирать основную скорость в момент старта, а по прибытии, наоборот, резко
Братья Турнэ нашли номера своих коек и стали распаковывать багаж. Оказавшиеся в той же каюте Дудон и Олинд уже знакомились с соседями. В возбужденной атмосфере, среди громких солдатских разговоров и смеха, появление Танкреда Тарентского прошло незамеченным. Он остановился у своей койки, сбросил на нее поклажу и начал, как и остальные, убирать вещи в шкаф.
Вот тогда Льето его и заметил. Энгельберт поднял голову и увидел, что брат, снова потирая подбородок большим и указательным пальцем, во все глаза уставился на знаменитого лейтенанта. Энгельберт, слишком хорошо знавший Льето, понял, что сейчас тот что-то выкинет. Он открыл было рот, но молодой человек уже решительным шагом направился к Танкреду Тарентскому. Льето воздвигся перед офицером, скрестив руки, и громко спросил:
– Это ты Танкред Тарентский?
В каюте наступила тишина. Казалось, температура резко упала на несколько градусов. Тот, к кому был обращен вопрос, медленно повернулся и посмотрел на Льето. Он был чуть ниже, но от этого его стать производила не меньшее впечатление.
Лицо Танкреда не выражало никаких эмоций, а на губах Льето играла уверенная улыбка. Лейтенант ответил спокойным тоном:
– А кто ты?
Забыв про свой вопрос, Льето тут же продолжил:
– Говорят, ты просто ходячий ужас.
Танкред выдержал паузу.
– Похоже, тебя я не ужасаю.
– А я думаю, что ты всего лишь блатной родственничек. И офицером ты стал наверняка благодаря Боэмунду Тарентскому!
Энгельберт устало вздохнул. Брат вечно нарывался на скандалы, а его самого это приводило в отчаяние. Танкред Тарентский ответил все тем же ровным тоном:
– Пока подразделение официально не сформировано, ты волен думать все, что пожелаешь.
– Умничай сколько хочешь, но никогда мной не будет командовать какой-то паршивый папенькин сынок!
На лице Танкреда появилось такое выражение, будто разговор потерял для него всякий интерес. Энгельберт подумал, что хладнокровие этого человека просто поразительно, – уж он-то знал, каким несносным может быть брат, когда на него находит. Лейтенант выдержал взгляд рыжего гиганта, через мгновение отвернулся и продолжил разбирать свои вещи.
Тогда Льето сделал шаг вперед и положил руку ему на плечо, чтобы заставить повернуться. В мгновение ока Танкред схватил его за запястье и каким-то неуловимым движением оказался у него за спиной. Из этой позиции он простым выворачиванием локтя припечатал Льето к стенке, вроде бы не приложив ни малейших усилий. Тот удивленно вскрикнул и попытался высвободиться, но противник держал его как в тисках. Солдат отчетливо понял, что если попытается дернуться, то первым делом лишится локтя.
– Дядюшкин сынок, – медленно проговорил Танкред. – Тебе следовало сказать: дядюшкин сынок, потому что Боэмунд де Отвиль, князь Тарентский, является моим дядей и я ношу это имя в его честь. Мой отец, Эд Бонмарши, даже не вступал в армию.