Домохозяйка
Шрифт:
Я начинаю психовать, ибо, встав этим утром, я, как обычно, обнаружила весь особняк перевернутым вверх дном. Не понимаю, как у этого дома получается так легко превращаться в свинарник. Должно быть, Нина страдает расстройством, при котором она вскакивает по ночам и устраивает в доме кавардак. Может, те таблетки лечат как раз от этого?
Не понимаю, например, как за ночь в санузлах воцаряется разруха. По утрам в ванной Нины я постоянно обнаруживаю на полу три или четыре насквозь мокрых полотенца. Раковина украшена засохшими натеками зубной пасты, которые мне приходится яростно скрести. Нина,
Дальше: упаковка от продуктов. Я постоянно нахожу конфетные обертки, заткнутые практически во все щели в ее спальне и ванной. Вот вам и объяснение тому факту, что Нина теперь на пятьдесят фунтов тяжелее, чем на фотографии, где они с Эндрю еще неженаты.
К тому моменту, когда я вычистила весь дом, отвезла одежду в химчистку, покончила со стиркой и глажкой, времени у меня остается совсем немного. Дамы прибудут через час, а я все еще не разделалась с многочисленными заданиями, которые мне дала Нина, включая требование поехать за закусками. Объяснения бесполезны — она не поймет. На прошлой неделе она едва меня не уволила за то, что я смотрела телевизор вместе с Эндрю, так что права на ошибку у меня нет. Сегодня надо все сделать так, чтобы комар носа не подточил.
Я отправляюсь на задний двор. Участок Уинчестеров — один из самых красивых в пригороде. Энцо проделал замечательную работу. Шпалеры подстрижены ровненько, словно по линейке; газон обрамляют цветочные клумбы — настоящий взрыв красок. А трава такая зеленая и пышная, что так и хочется улечься и махать руками, изображая «травяного ангела».
Похоже, однако, что хозяева проводят здесь не так уж много времени, поскольку на садовой мебели толстый слой пыли. На всем лежит толстый слой пыли.
О боже, времени у меня в обрез, никак не успеть все сделать!
— Милли, с тобой все в порядке?
Позади меня стоит Эндрю, на этот раз одетый совсем буднично — в голубую тенниску и брюки цвета хаки. Непонятно почему, но так он выглядит еще сногсшибательнее, чем в дорогом костюме.
— Все хорошо, — бормочу я. Мне не следовало бы даже разговаривать с ним.
— У тебя такой вид, будто вот-вот заплачешь, — возражает он.
Я смущенно утираю глаза тыльной стороной ладони.
— Все хорошо. Просто очень много работы, а до собрания времени всего ничего.
— Ну вот еще, нашла с чего плакать! — Он морщит лоб. — Эти КУРицы всегда будут недовольны, хоть ты наизнанку вывернись. Отвратные бабы.
Нет, лучше мне не становится.
— Слушай, у меня вроде тут была… — Он роется в кармане и вытаскивает помятую салфетку. — Надо же, у меня есть-таки салфетка в кармане! Держи.
Я натужно улыбаюсь, принимая салфетку. Высморкавшись, ощущаю исходящий от Эндрю аромат лосьона после бритья.
—
Я мотаю головой:
— Нет-нет, спасибо, я сама.
— Ты плачешь. — Эндрю ставит ногу на грязный стул. — Серьезно, я не совсем бесполезный тип. Просто скажи, что делать. — Увидев, что я медлю, он добавляет: — Слушай, мы оба хотим доставить Нине удовольствие, правильно? Она не будет довольна, если я позволю тебе напортачить.
— Ладно, — ворчу я. — Ты бы очень помог, если бы съездил за закусками.
— Считай, что сделано.
С моих плеч словно гора свалилась. У меня заняло бы не менее двадцати минут, чтобы доехать до магазина и забрать закуски, и еще двадцать, чтобы вернуться домой. Тогда у меня осталось бы всего пятнадцать минут на мытье грязной садовой мебели. Представьте, что будет, если Нина усядется на один из этих стульев в своем белом одеянии!
— Спасибо, — говорю я Эндрю. — Я действительно очень, очень благодарна! Правда!
Он улыбается:
— Правда-правда?
— Правда-правда.
В этот момент на задний двор вылетает Сесилия в светло-розовом платье с белыми оборками. Как и у матери, у нее ни один волосок не выбивается из прически.
— Папочка!
Он оборачивается:
— Что такое, Сесилия?
— Компьютер не работает, — жалуется она. — Не могу доделать уроки. Ты можешь его починить?
— Несомненно. — Он кладет руку на плечо дочери. — Но сначала мы совершим небольшую поездку. Будет очень весело!
Она смотрит на него с сомнением.
Эндрю не обращает внимания на ее скептицизм.
— Пойди надень туфли, — велит он.
Если бы я попыталась убедить Сесилию надеть туфли, у меня на это ушло бы полсуток, но отца она слушается беспрекословно и уходит в дом. Сесилия, в общем, неплохая девочка, когда не вверена моим заботам.
— А ты ловко с ней управляешься, — хвалю я.
— Спасибо.
— Она очень на тебя похожа.
Эндрю трясет головой.
— Вообще-то нет. Она похожа на Нину.
— Нет на тебя! — настаиваю я. — Кожа и волосы у нее от Нины, зато нос твой.
Он теребит край тенниски.
— Сесилия — не моя биологическая дочь. Если мы и похожи, то это только случайность.
Вот тебе и раз. Я готова забить себе в рот собственную пятку.
— О, я не знала…
— Да ладно, ерунда. — Он устремляет взгляд на дверь, из которой должна появиться Сесилия. — Я познакомился с Ниной, когда Сесилия была младенцем, так что я — единственный отец, которого она знает. А я считаю ее своей дочерью. Никакой разницы.
— Конечно. — Мое мнение об Эндрю Уинчестере становится еще лучше. Он не только не позарился на какую-нибудь супермодель, но женился на женщине с ребенком, которого растит, как своего собственного. — Как я сказала, ты очень хорошо ее воспитываешь.
— Дети — это здорово. Я бы хотел иметь целый десяток!
Кажется, он хочет добавить что-то еще, но вместо этого сжимает губы. Вспоминаю, как несколько недель назад Нина говорила мне, что пытается забеременеть. Вспоминаю и об окровавленном тампоне на полу ванной. Интересно, за прошедшее время они достигли успеха? Судя по печали в глазах Эндрю, нет.