Домохозяйка
Шрифт:
— Ну что, девочки, готовы к тренировке?
Я хлопаю глазами, уставившись на женщину. На похитителя она не похожа. Но тут явно какое-то недоразумение. Мне позвонила Нина и велела забрать Сесилию. Это было ясное и четкое указание. В смысле — кроме той части, где она назвала школу неправильно. Однако насчет остального хозяйка выразилась абсолютно однозначно.
— Простите, — говорю я незнакомке. — Я работаю у Уинчестеров, и Нина просила меня забрать сегодня Сесилию.
Женщина выгибает бровь и кладет свеженаманикюренную ладонь себе на бедро.
— Не думаю. Я
— Я все поняла правильно, — возражаю я, но мой голос дрожит.
Женщина запускает руку в свою сумочку от Гуччи и достает телефон.
— Давайте выясним у Нины.
Я слежу, как она нажимает кнопки на телефоне. В ожидании ответа женщина барабанит длинными ногтями по сумочке.
— Алло, Нина? Это Рейчел. — Пауза. — Знаешь, тут одна девушка утверждает, что ты просила ее забрать Сесилию, но я объяснила ей, что отвожу твою девочку на карате каждую среду. — Еще одна длинная пауза, во время которой женщина по имени Рейчел кивает. — Точно, именно это я ей и сказала. Как хорошо, что я проверила. — Снова пауза. Рейчел смеется. — Я в точности знаю, что ты имеешь в виду. Так трудно найти кого-нибудь стоящего!
Нетрудно догадаться, какими словами Нина закончила беседу.
— Ну что ж, — говорит мне Рейчел. — Как я и думала. Нина говорит, что вы все перепутали. Так что я забираю Сесилию на карате.
И, вишенкой на торте, Сесилия показывает мне язык. Но есть и положительный момент: мне не придется ехать домой с ней.
Я вынимаю собственный телефон — проверить, нет ли от Нины сообщения, в котором она отзывает свою просьбу забрать дочку. Нет. Тогда я посылаю ей записку:
Какая-то женщина по имени Рейчел только что говорила с тобой и сказала, что ты попросила ее отвезти Сесилию на карате. Значит, мне можно возвратиться домой?
Через мгновение приходит ответ:
Да. С чего ты вообще взяла, что я просила тебя забрать Сесилию?
С того, что ты меня просила! У меня дрожит подбородок, но я не могу дать волю своим чувствам. Такова уж Нина. К тому же в работе на нее (или с ней — ха-ха!) есть масса преимуществ. Она только чуть-чуть взбалмошная. И немного эксцентричная.
«Нина чокнутая. В прямом смысле».
Никак не могу выкинуть из головы слова той рыжей. Что она имела в виду? Что Нина не просто эксцентричная, не просто любит помыкать всеми подряд, а что там кроется нечто большее?
Наверное, лучше мне этого не знать.
12
Хоть я и приказала себе не совать нос в вопросы душевного здоровья Нины, ничего не могу поделать — все время думаю об этом. Я работаю на эту женщину. Я живу рядом с ней.
У Нины есть и еще кое-какие странности. Например, сегодня утром, убирая в хозяйской спальне, я никак не могла отделаться от мысли, что никто в здравом рассудке не смог бы оставить в ванной такой дикий беспорядок. Полотенца валяются на полу, вся раковина
Хуже всего было несколько дней назад обнаружить на полу тампон. Использованный, окровавленный тампон. Меня едва не вырвало.
Пока я отскребаю раковину от натеков зубной пасты и тонального крема, мой взгляд то и дело устремляется на аптечку. Если Нина и вправду «чокнутая», она наверняка сидит на лекарствах, ведь верно? Но заглядывать в аптечку нельзя. Это будет тяжким нарушением доверия.
Хотя опять же — никто ведь не узнает, что я туда заглянула. Только одним глазком — и всё…
Высовываю голову в спальню. Там никого. Заглядываю за угол, чтобы быть абсолютно уверенной. Я одна. Возвращаюсь в ванную и, мгновение помедлив, открываю аптечку.
Вот это да. Тут прорва медикаментов.
Беру один из оранжевых флаконов. На нем значится имя: Нина Уинчестер. Читаю название: галоперидол. Что бы это ни значило.
Собираюсь взять другой флакон, но тут из коридора доносится голос:
— Милли? Ты здесь?
О нет!
Поспешно сую флакончик в аптечку и захлопываю дверцу. Сердце несется вскачь, ладони покрываются холодным потом. Я наклеиваю на лицо улыбку как раз вовремя — Нина врывается в спальню. На ней белая блузка без рукавов и белые же джинсы. Она резко останавливается, увидев в ванной меня.
— Ты что здесь делаешь? — спрашивает она.
— Убираю в ванной.
И ни в коем случае не заглядываю в твою аптечку, ни-ни.
Нина прищуривается, и я на мгновение пугаюсь: вот сейчас она обвинит меня, что я копалась в ее аптечке. А лгунья из меня ужасная, она сразу же догадается, что я вру. Но она смотрит на раковину.
— Как ты ее чистишь? — спрашивает она.
— Да вот… — Я выставляю вперед баллончик. — Использую это средство.
— Оно органическое?
— Э-э… — Смотрю на баллончик — я купила его в супермаркете на прошлой неделе. — Нет. Не органическое.
Лицо Нины омрачается.
— Я предпочитаю органические чистящие средства, Милли. В них не так много химии. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Конечно…
Не стану ей выкладывать, что думаю на самом деле. А думаю я, что женщина, поглощающая такое количество медикаментов, вряд ли так уж озабочена химией в чистящих средствах. То есть — да, эти вещества здесь, в раковине, но она же их не ест! В ее кровь они не попадают.
— Мне просто кажется, что… — она хмурится, — что ты не очень тщательно очищаешь раковину. Можно мне посмотреть, как ты чистишь? Хочу увидеть, чтo ты делаешь неправильно.
Она хочет пронаблюдать, как я чищу ее раковину?
— Окей…
Я опять обрызгиваю фаянс средством и тру, пока не исчезают последние потеки зубной пасты. Смотрю на Нину. Та задумчиво кивает.
— Неплохо, — говорит она. — Думаю, однако, что вопрос в том, как ты чистишь раковину, когда я не смотрю.
— Да точно также…