Домохозяйка
Шрифт:
— Ну, что скажете, Милли? Вам нравится?
Я отворачиваюсь от окна и смотрю в улыбающееся лицо миссис Уинчестер. По-прежнему не могу определить, что же меня беспокоит. Есть в этой каморке нечто такое, отчего в моем солнечном сплетении образуется комок страха.
Может, это из-за окна. Оно выходит на зады особняка. Если я попаду в трудную ситуацию и станет необходимо привлечь чье-нибудь внимание, меня никто здесь не увидит. И сколько ни кричи, никто не услышит.
Но кого я пытаюсь обмануть? Я буду счастлива поселиться в этом чулане! Да еще с собственной ванной и
— Она само совершенство! — говорю я.
Мой ответ приводит миссис Уинчестер в экстаз. Мы спускаемся по темной лестнице обратно, и, оказавшись в коридоре второго этажа, я выдыхаю. Я и не замечала, что задержала дыхание. Что-то в той комнатке было невыразимо пугающее, но если я получу работу, я с этим примирюсь. Легко.
Мои плечи наконец расслабляются и на губах вертится очередной вопрос, когда позади раздается голос:
— Мамочка?
Я мгновенно останавливаюсь, поворачиваюсь и вижу в коридоре за нашими спинами маленькую девочку. У нее те же голубые глаза, что и у Нины, только несколько светлее, а волосы почти белые. На малышке платье едва заметного голубого оттенка, отделанное белым кружевом. И смотрит она на меня так, словно видит насквозь. Заглядывает прямо в душу.
Знакомы вам фильмы о страшных культах, например, выстроенных вокруг жутких детишек, умеющих читать мысли, поклоняющихся дьяволу и живущих в полях кукурузы, и все в таком роде? Так вот, если бы эта девочка поучаствовала в кастинге на один из таких фильмов, она непременно получила бы роль. Причем даже без проб. Один взгляд на нее — и они бы сказали: «Да, прямо вылитая „жуткая девочка номер три“».
— Сеси! — восклицает миссис Уинчестер. — Уже вернулась с балета?
Девочка медленно наклоняет голову.
— Меня подвезла мама Беллы.
Миссис Уинчестер обвивает руками тощие плечики дочки, но выражение лица девочки не меняется, ее бледно-голубые глаза не отрываются от моего лица. Наверное, со мной что-то не так, раз я боюсь, что этот девятилетний ребенок меня убьет.
— Это Милли, — поясняет миссис Уинчестер дочери. — Милли, это моя дочь Сесилия.
Глаза у крошки Сесилии как два маленьких океана.
— Приятно познакомиться, Милли, — вежливо говорит она.
Двадцать пять процентов из ста (шанс не маленький!), что она убьет меня во сне, если ее мать наймет меня. И все равно я хочу эту работу.
Миссис Уинчестер целует дочку в светлую макушку, и девочка бежит в свою комнату. Полагаю, у нее там кошмарный кукольный домик, и куклы по ночам оживают. Может, как раз одна из них и станет моим убийцей.
Ладно, меня, кажется, занесло куда-то не туда. Скорее всего, она очень милая девочка. Не ее вина, что ее нарядили в нелепое викторианское одеяние, больше подходящее какому-нибудь ребенку-призраку. И я люблю детей, хотя за последние десять лет общалась с ними нечасто.
Как только мы спускаемся на первый этаж, напряжение отпускает меня. Миссис Уинчестер, дама приятная и, в общем, нормальная — для женщины с ее деньгами — безостановочно
— У тебя есть вопросы, Милли?
Я трясу головой:
— Нет, миссис Уинчестер.
Она досадливо щелкает языком.
— Пожалуйста, зови меня Нина. Я буду чувствовать себя неловко, если моя домработница станет называть меня «миссис Уинчестер». — Она смеется. — Как будто я какая-то богатая важная старуха.
— Благодарю вас… Нина, — говорю я.
Ее лицо сияет, хотя, возможно, это эффект косметических процедур с морскими водорослями или огурцами, или чем там еще богатые дамы мажут свои физиономии. Нина Уинчестер из тех женщин, что регулярно ходят на спа.
— У меня хорошее предчувствие, Милли. Правда хорошее.
Трудно не заразиться ее энтузиазмом. Трудно не дать зажечься искорке надежды, когда Нина сжимает твою загрубевшую ладонь в своей младенчески мягкой ручке. Хотелось бы мне верить, что через пару-тройку дней она позвонит мне и подарит возможность прийти на работу в ее дом и наконец покинуть Виллу Ниссан. Умираю — так хочу в это поверить!
Но что бы я там ни говорила о Нине, она не дура. Она наймет на работу, позволит жить в ее доме и заботиться о своей дочери лишь после основательной проверки. А как только она познакомится с моей биографией…
Я проглатываю ком, застрявший в горле.
Нина тепло прощается со мной у передней двери.
— Благодарю за визит, Милли. — Она еще раз сжимает мою ладонь в своей. — Обещаю — вы скоро получите от меня весточку.
Не получу. Я была в этом величественном особняке в первый и в последний раз в жизни. Вообще не стоило сюда приходить. Лучше попробовать получить работу там, где у меня есть хотя бы крохотный шанс, чем выбрасывать на помойку свое и чужое время. Может, сделать ставку на индустрию фаст-фуда…
Ландшафтник, которого я видела из окна чердачного помещения, опять переместился на передний двор. В руках у него те же гигантские ножницы, он подстригает шпалеру прямо перед входом. Крупный парень, футболка обрисовывает впечатляющие мышцы, из-под рукавов немного видны тату на верхних частях рук. Парень поправляет бейсболку, его темные глаза на секунду отрываются от ножниц и встречаются с моими.
Я машу ему рукой:
— Привет!
Он только пялится на меня. На приветствие не отвечает. Не говорит: «Не топчите мои маргаритки». Просто стоит и таращит глаза.
— Приятно познакомиться, — бормочу я себе под нос.
Выхожу через ворота, снабженные электронным замком, и направляюсь к своему автомобилю, он же мой дом. Бросаю последний взгляд на садовника — тот по-прежнему стоит посреди газона и следит за мной глазами. Что-то в выражении его лица есть такое, от чего у меня по спине идет холодок. И тут он еле заметно трясет головой. Как будто пытаясь о чем-то меня предупредить.
Но так и не говорит ни слова.
2