Домохозяйка
Шрифт:
В окне браузера я пишу: «Перевести pericolo». Сигнал здесь, на чердаке, наверное, слабый, потому что поиск занимает много времени. Проходит почти минута, прежде чем на экране высвечивается перевод:
Опасность.
4
Следующие семь часов я провожу за уборкой.
Нина не cмогла бы сделать свой дом грязнее, даже если бы постаралась. В каждой комнате — полный разгром. В коробке из-под пиццы на журнальном столике все еще лежат два куска пиццы, а дно коробки залито чем-то липким и вонючим.
Кухня хуже всего. Мало того, что мусорное ведро переполнено, здесь стоят еще и два мешка с отходами, чье содержимое пересыпается через край. Когда я поднимаю один из мешков, чтобы вынести на улицу, выясняется, что у него разорвано дно, и мусор разлетается по всему помещению. Вонь стоит ужасная. С трудом удерживаюсь от того, чтобы не сблевать.
В мойке громоздится гора посуды, и я в недоумении: почему Нина просто не загрузила ее в свою суперсовременную посудомоечную машину? Но тут я заглядываю в машину и обнаруживаю, что и та забита под завязку. Эта женщина не считает нужным поскрести посуду перед тем, как заложить в посудомойку. А заодно и не считает нужным ее запустить. Чтобы разделаться со всеми грязными тарелками и приборами, мне приходится загружать машину три раза. Кастрюли-сковородки я мою отдельно, и на многих из них засохшие остатки еды многодневной давности.
К середине дня я снова делаю кухню более-менее пригодной для обитания. Горжусь собой. Это первый мой тяжелый рабочий день после увольнения из бара (совершенно несправедливого увольнения, но такова уж моя жизнь), и я чувствую себя прекрасно. Все, чего я хочу, это продолжать работать здесь. И по возможности иметь в своей комнате открывающееся окно.
— Вы кто? — раздается тоненький голосок.
Я как раз вынимаю из машины последнюю партию посуды. Вздрагиваю и резко поворачиваюсь. Позади стоит Сесилия, ее бледно-голубые глаза буравят меня. Она одета в белое платье с оборками, которое делает ее похожей на куклу. Под куклой я подразумеваю ту говорящую штуковину, которая убивала людей в «Сумеречной зоне».
Я не заметила даже, как она вошла. Нины тоже нигде не видно. Да откуда вообще взялся этот ребенок? Если вдруг окажется, что Сесилия уже десять лет как померла и превратилась в призрак, я тут же уволюсь.
Хотя, скорее, нет. Но обязательно потребую повышения зарплаты.
— Привет, Сесилия! — весело говорю я. — Меня зовут Милли. С этого дня я буду работать в вашем доме — убирать, стирать и присматривать за тобой, когда твоя мама попросит. Надеюсь, нам с тобой будет интересно.
Сесилия моргает своими блеклыми глазами.
— Я хочу есть.
Ах да, надо не забывать, что она обычная девочка — ест, пьет, капризничает и ходит в туалет.
— Чего бы ты хотела?
— Не знаю.
— Хорошо, а какая еда тебе нравится?
— Не знаю.
Я скриплю зубами. Сесилия превратилась из жуткой девочки в противную девчонку. Но ведь мы только-только познакомились. Уверена — пройдет несколько недель, и мы станем лучшими друзьями.
— Ладно, я сейчас приготовлю тебе перекус.
Она кивает и залезает на один из табуретов, окружающих кухонный остров. Ее глаза по-прежнему сверлят меня, как будто силятся прочесть все мои тайны. Лучше бы ей усесться в гостиной и смотреть мультики по своему гигантскому телевизору, чем сидеть здесь
— Что тебе нравится смотреть по телевизору? — спрашиваю я, надеясь, что она поймет намек.
Она набычивается, как будто я ее оскорбила.
— Я предпочитаю чтение.
— О, это здорово! Что тебе нравится читать?
— Книги.
— Какие?
— Которые со словами.
Ах вот, значит, ты как, Сесилия. Ладно, если она не хочет говорить о книгах, я могу сменить тему.
— Ты только что вернулась из школы? — спрашиваю я.
Она хлопает глазами:
— А откуда же еще?
— Но… как же ты добралась до дому?
Сесилия испускает раздраженный вздох.
— Мама Люси забрала меня с балета и привезла домой.
Минут пятнадцать назад я слышала, как Нина возится наверху, значит, полагаю, она дома. Интересно, должна ли я дать ей знать, что ее дочь вернулась из школы? С другой стороны, не хочется ее беспокоить, к тому же одна из моих обязанностей — присматривать за Сесилией.
Благодарение богу, девочка, кажется, потеряла ко мне интерес и принялась копаться в своем бледно-розовом рюкзачке. Я нахожу в шкафу немного крекеров Ritz и банку арахисового масла. Намазываю масло на крекеры, как это, бывало, делала моя мать. Повторение движений, которые так много раз проделывала для меня мама, заставляет меня почувствовать легкую ностальгию. И грусть. Никогда не думала, что мать вышвырнет меня из своей жизни. «Всё, Милли. Это последняя капля».
Покончив с маслом, я тонко нарезаю банан и кладу по ломтику на каждый крекер. Обожаю комбинацию арахисового масла с бананами.
— Та-да! — Ставлю блюдо с вкусняшками перед Сесилией. — Крекеры с арахисовым маслом и бананами!
Ее глаза расширяются.
— Арахисовое масло и бананы?
— Поверь мне — это очень вкусно.
— У меня аллергия на арахисовое масло! — Щеки Сесилии становятся пунцовыми. — Оно может меня убить! Ты пытаешься меня убить?
У меня падает сердце. Нина не упоминала об аллергии на арахисовое масло. И ведь банка преспокойно стоит в кухонном шкафу! Если у ее дочери смертельная аллергия на арахисовое масло, почему оно вообще водится в их доме?!
— Мамочка! — вопит Сесилия и мчится к лестнице. — Служанка пыталась отравить меня арахисовым маслом! Мамочка, спаси!
О Господи.
— Сесилия! — свистящим шепотом произношу я. — Это была случайность! Я же не знала, что у тебя аллергия, и…
Но Нина уже несется вниз по лестнице. Несмотря на беспорядок в доме, она выглядит как с иголочки в очередных своих ослепительно-белых юбке и блузке. Белый — ее любимый цвет. У Сесилии, судя по всему, тот же вкус. И обе составляют пару к дому.
— Что происходит? — вскрикивает Нина, сбежав вниз.
Я съеживаюсь, когда Сесилия бросается к матери и обхватывает ее руками.
— Мамочка, она заставляла меня есть арахисовое масло! Я говорила ей, что у меня аллергия, но она не слушала.
Бледная кожа Нины вспыхивает.
— Милли, это правда?
— Я… — В горле у меня совсем пересохло. — Я не знала, что у нее аллергия. Клянусь!
— Я же говорила тебе о ее аллергиях, Милли! — хмурится Нина. — Это неприемлемо!
Никогда она мне не говорила! Ни слова о том, что у ее дочери аллергия на арахис. Голову даю на отсечение. А даже если бы говорила, то почему в шкафу стоит банка с арахисовым маслом?! Впереди, на самом виду!