Домовые
Шрифт:
Результат обнаружился чуть ли не на следующий день.
— Вы, гляжу, с прибылью, — сказал Тимофею Игнатьевичу домовой дедушка Мартын Фомич.
— Это как это — с прибылью? — перепугался Тимофей Игнатьевич. — Быть того не может!
— А ты приглядись к хозяйке своей, приглядись! — посоветовал сосед.
— Еще не хватало — приглядываться…
— Ты же не срамное высматриваешь, а в добром деле убедиться желаешь.
— Да уж, доброе… мужа-то у нас и нет…
— Время такое — сперва детей заводят, потом женятся, — Мартын Фомич вздохнул. — Как бы наша молодежь этой заразы не нахваталась…
Тимофей
Но главной своей беды он еще не ведал.
Разговор с соседом был в среду, а в четверг хозяйка незадолго до полуночи, закончив приборку, встала посреди комнаты, трижды перекрестилась и трижды поклонилась углам. Тимофей Игнатьевич, рассчитывавший вместе с ней посмотреть телевизор, прямо окаменел.
Он знал, что означают эти действия.
Когда юного домового из подручных возводят в должность домового дедушки, ему много чего рассказывают о его новых правах и обязанностях. И в частности — что всякий четверг хозяйка (именно хозяйка-баба, а не мужик) может обратиться к нему с челобитной. И просьбу, в челобитной высказанную, выполнить обязательно. Хорошо хоть, из людей об этом знают очень и очень немногие.
Челобитная, даже если сказана шепотом, слышна очень далеко, во всяком случае, соседи-домовые ее прекрасно улавливают. И исполнение просьбы держат под особым присмотром. Потому что есть в них некоторое добрососедское злорадство… По пустякам-то с челобитной не обращаются!
Вот и интересно посмотреть, как сосед выпутается из затруднительного положения. Иные даже об заклад бьются — справится или не справится.
Хозяйка совершила три крестных знамения, три поклона, взяла со стола книжку и принялась читать по ней нараспев срывающимся голоском:
— Домовой-домовик, головам головик, бережень дома, домовой балки, пола и подпола, людей домашних, скота и домашних птиц, заступник обманутых девиц…
Тут она перевела дыхание.
— … помоги мне, подсоби мне, выкликни, выкрикни, замани мне в мужья венчаные раба Божия Николая, чтобы тянуло его в мой дом, на мою дорогу, к моему порогу, к моей двери! Мне, рабе Божьей Анастасии помоги, в сужены-ряжены раба Божия Николая дай! К моему порогу его сватов направляй! Аминь!
Тимофей Игнатьевич схватился за голову, а хозяйка взяла со стола нарочно приготовленные конфеты и стала их забрасывать во всякие труднодоступные места — под шкаф, за шкаф, за комод.
Челобитная оказалась сильненькая. Назвать домового дедушку давним титулом «бережень» — значило повязать его наипрочнейшей веревочкой. Выходит, теперь плетись неведомо куда, зазывай в женихи какого-то непонятного раба Николая? Вот не было печали!
— Ах ты! — беззвучно взвизгнул Тимофей Игнатьевич. — Вот ты для чего меня прикармливала!
Хозяйка меж тем села на тахту и пригорюнилась.
Кабы не соседи — Тимофей Игнатьевич сказал бы себе, что девка прочитала челобитную из баловства, как это водится среди людей — читают, скажем, давний и испытанный заговор от тараканов, но не всерьез, а с улыбочкой, и он оттого силу теряет. Но соседи слышали, что о женихе девка просила от всей души. И ведь надоумил же кто-то, что единственный
В пятницу Тимофей Игнатьевич из дому носа не казал. Понимал — будут допекать расспросами. В субботу же высунулся — и тут же был перехвачен Мартыном Фомичем.
— Наслышан, наслышан, — сказал Мартын Фомич. — Что же, Псой Архипыч, вот тебе и возможность доказать, что ты есть настоящий и доподлинный домовой дедушка.
— То есть, я должен сыскать того беглого жениха и за ручку к Насте привести? — уточнил Тимофей Игнатьевич.
— За ручку брать не обязательно, а свести их — должен. Потому как к тебе по правилам обратились.
— Впервые слышу про такие правила, — безнадежно соврал Тимофей Игнатьевич.
— Где ж тебя учили?! Хозяйка тебя кормит, поит, приют дает, а ты…
— Так я ж отрабатываю! За порядком приглядываю! — взвизгнул Тимофей Игнатьевич, которому вдруг показалось, что он может отбрыкаться от челобитной.
— А ты в трудную минуту, когда сказаны определенные слова, должен все бросить и на помощь поспешить…. — тут Мартын Фомич посмотрел на новосела с большим подозрением. — Кто же ты такой, коли простых вещей не знаешь? А сказывал — домовым дедушкой служил! Непорядок!
— Так разве ж я спорю? — пошел на попятную Тимофей Игнатьевич. — Я к тому, что уж больно неохота всем этим жениховством заниматься.
— Понимаю, — согласился сосед. — Не тому нас с тобой учили. А ты вот что.
Ты поди к гадалке Бахтеяровне. Она все на свете знает. И супружеств немало сладила. Она тебя научит, как того жениха подманить. Да не откладывай — хозяйка у тебя с прибылью.
— Какая прибыль? Я приглядывался — не заметил.
— А бабы вон заметили. С личика спала, брюшко чуть вперед пошло.
И сосед растолковал, где искать гадалку.
Бабка Бахтеяровна вела прием в сарайчике, за огородной утварью.
Увидев пожилого домового, она хмыкнула.
— Последние времена настали! То все бабы да холостежь за умным словом прибегают, а то вот почтенный домовой дедушка пожаловал! Давно тут живу, а тебя не встречала. Как звать-величать? И в чем твоя нужда?
— А зовусь я Псой Архипович, а нужда моя, может, в заговоре, а может, и в чем ином, сам пока толком не разберу, — с поклоном сообщил Тимофей Игнатьевич. И выложил подношение — богато убранную большую конфету, которой, если ее понемногу грызть, может, и на две недели хватит.
Конфета была из тех, которыми поклонилась домовому хозяйка Настя, принося челобитную.
— Рассказывай, свет.
И он рассказал про полуночное обращение хозяйки.
— Да-а, влип ты, молодец… Это непременно исполнять придется… — бабка Бахтеяровна крепко призадумалась. — Ой, сильные словечки в ход пущены, и кто только твою девку таким научил?
— По книжке читала, — сказал Тимофей Игнатьевич.
— По книжке? Ну и книжки нынче завелись! Ох, молодец, набегаешься же ты!
Стало быть, в тягости ее бросил? Ах, подлец! Тут придется сильный приворот делать на кладбищенской землице. Слабым приворотом мы ей жениха ненадолго подманим, пока не научится с ним управляться. А тут, гляди, девка с прибылью, тут ей его под венец бы затащить… Слушай!