Домовые

Трускиновская Далия Мейеровна

— Сюда, сюда! — засуетилась Вера Федоровна, ощутив неожиданную радость — вот ведь и она кому-то понадобилась. — Направо и еще направо, сынок!

Сынком она назвала Коську, который, прислонив Афоню к стенке, подхватил Родриго.

— Да на нем же все ледяное! — закричала Уклейка. — Коська, ты хоть куртку с него сними!

— Там, там, в душевой! — оборвала ее Вера Федоровна. — А ты, Антип Батькович, в МОЮ подсобку ступай! Там термос с кофе на столе, отхлебни, согрейся!

В душевой она зажгла свет и тут же включила все души —

чтобы поскорее набралось горячего пару. Коська меж тем выпростал Родриго из куртки и маялся с молнией штанов. Таких тонкостей его толстые и когтистые пальцы не разумели.

— Дай-ка я… — Вера Федоровна раздела парня, как маленького. — Под душ его умости, видишь, тут вроде корытца! Сток заткни — пусть он греется!

Попав под кипяток, Коська взвизгнул.

— Ничего, терпи, жив останешься! — прикрикнула на него Вера Федоровна и не пошла — побежала в подсобку.

Там Янка уже колдовал над Афониной ногой, нажимал и так, и сяк, выгоняя застрявшую пулю, бормотал на неизвестном языке и сплевывал то направо, то налево. Антип и Уклейка уважительно переглядывались.

— Что значит грамотный пакостник… — сказал Антип. — Такой нигде не пропадет!

— Где это его? — спросила Вера Федоровна.

— Павильон брали — ну и лопухнулись… — Родриговыми словами объяснил Антип. В подробности углубляться не стал — они были для него позорны и неприятны.

Вместо того, чтобы брать все, что кучами навалено в торговом зале, Антип рванулся в запертую дверь, решив, что там, за дверью, непременно будет свежая рыба. Пока выбивал — и затронул, сам того не ведая, сигнализацию. Расхлебывать же его глупость пришлось всей ватаге.

— Чего они тебя пакостником-то зовут? — обидевшись за черта, спросила Вера Федоровна.

— Так пакостник и есть, — мелко дрожа пальцами вокруг раны, отвечал Янка. — Заморочить, с дороги сбить, перепугать — тут я мастер… Ага! Вот она, змеиная зараза…

Пуля выскочила прямо вверх, и он ловко ее поймал.

Вошел Коська.

— Крещеная душа, у тебя тряпицы большой не будет? — спросил он Веру Федоровну. — Завернуть, растереть…

Она достала из кошелки полотенце, ахнула и полезла под стол, где в ящике лежал старый, Вовкин ровесник, уже драный, СВОЙ пододеяльник, принесенный на тряпки.

— Бери, заверни его, веди сюда, будем горячим отпаивать!

Когда Родриго, замотанный в пододеяльник и ставший более похожим на негра, чем настоящий камерунский житель, вошел, Уклейка бросилась к нему и стала хватать за руки.

— Ну, как, согрелся?

— Согреться-то согрелся. Хорошо, что вы догадались меня сюда притащить, а не на остров, под телебашню. Там бы точно сдох!

— Как ночью домой-то добираться будешь? — спросила Вера Федоровна. — А то — тут ночуй! Я тебе диванчик покажу, штору с окна снимешь, укроешься, но потом чтоб обратно повесил.

— Домой… Менты меня срисовали. Они теперь сделают фоторобот, — хмуро сказал Родриго. — Меня узнают. Не так много в городе

негров, которые карате занимаются… Домахался…

— Куда же ты пойдешь? — растерялась Вера Федоровна. — Хочешь — у меня поживи!

— Так все равно же на улицу выходить придется…

— Такое вот дела, крещеная душа Вера Федоровна, — сказал Антип. — Не жизнь нам тут. Убираться надо… Ничего хорошего — соленая вода еще выше поднялась, жрать нечего…

— В Пресноводье! — решительно вставил Коська.

— Куда же, некрещеная душа Антип Батькович? — горестно спросила Вера Федоровна. — Где тебя ждут? Кому вы, водяные, нужны? Не в Канаду же?

Тем временем Янка перевязал Афоне ногу и тоже подсел к столу.

— А что, крещеная душа Вера Федоровна, люди только в Канаду убираются, или еще куда? — спросил он.

— Канада-то далеко. А я, были бы деньги, на родину бы поехала, в Псковскую область. Там бы домик купила, козочку завела…

Она уже выстраивала в мечте свою будущую жизнь без сына — его в домик с козочкой и калачом теперь не заманишь, у него — Танюха и Канада!

— Псковская область — это же к востоку? — поинтересовался Афоня.

— К востоку, больше ей быть негде, на западе-то — одна вода, — подтвердил Янка.

— Меня туда маленького возили, там дедова родня, — добавил Родриго. — Мы в лес ходили по чернику, а осенью там клюкву собирают. До туда километров четыреста будет…

— Так там что же? БО-ЛО-ТА?!? — грозным басом пророкотал Антип.

— Болота! Пресные! — завопил Афоня. — Коська, так вот же оно — твое Пресноводье!

— Никакое не Пресноводье — и туда соленая вода придет, — возразил упрямый Коська. — Пресноводье — под землей… наверно… На земле его уж точно нигде нет…

— А дуб? Дуб тоже под землей? — спросила Уклейка. — И златая цепь на дубе том?

Коська мучительно задумался.

— Надо же — еще где-то пресноводные болота уцелели! Совсем рядом! И реки! И озера с рыбкой! — вскрикивал Афоня. — Они — там! А мы — тут! Как дураки последние!

— Нишкни! — приказал ему Антип. — Тебе волю дай — ты и тут декларацию писать примешься.

— Тут-то зачем декларация? — удивился Афоня. — Собираться надо — да и перебираться!

— А затем, что там-то как раз мелиораторы живут! И до сих пор, поди, болота понемногу осушают!

Наступила тишина.

— Туда так просто не попадешь. Там же как раз граница проходит, — первым заговорил Родриго. — А мне виза нужна, я же — титульная нация, коренное население… по матери…

— Ты?!? — Вера Федоровна даже руками замахала на эту черномазую физиономию.

— Я…

— Надо же!..

— Подумаешь, мелиораторы… — глядя в пол, произнес Афоня. — Уживемся с мелиораторами… Была бы пресная водица, а места, поди, всем хватит…

— Значит, собираемся, — постановил Антип. — До границы, наверно, болотами дойти можно, а через нее как? Крещеные души, кто видел — как эта самая граница выглядит?