Домой на Рождество
Шрифт:
– Когда что? Намекнула, что ты жеребец яйцеголовый? Не моя вина в том, что ты путаешь в женщине страсть и агрессию.
– Да ну? – Я подскочил на месте. – С каких пор швырнуть в мужчину чашку с горячим кофе считается проявлением страсти? Или, например, троллить всех моих друзей женского пола на «Фейсбуке» – это тоже страсть? Или когда ты разорвала мою любимую майку лишь потому, что моя бывшая, с которой я встречался – заметь: десять лет назад, – купила ее мне? А как насчет того, что…
– Ну да, ну да, – Алиса помахала рукой, – а ты ничем не заслужил этого, верно? И сделала я все это только потому, что стала законченной психопаткой…
По-моему, она
– Дело в том, Мэтт, – продолжила Алиса, и ее голос становился громче, казалось, она перекричит музыкальный автомат, – я не могу перестать любить, будто у меня внутри есть переключатель «любишь – не любишь». Я все еще люблю тебя, Мэтт. Что в этом плохого?
Тут я собрался снова объяснить, почему мы расстались, но она, к моему ужасу, начала рыдать.
– Ты не можешь сказать кому-то, что любишь, а потом просто передумать, Мэтт. – Алиса перешла на писк, слезы бежали по щекам. – Так нельзя…
– Погоди! – Я пытался остановить ее, но она устремилась к выходу, развернувшись на каблуках, покачиваясь на ходу и стукаясь о столики, попадавшиеся ей на пути.
– Жеребец, – прошипел в мою сторону Вампир из-за соседнего столика.
Глава 3
Бет
С тех пор как Мэтт Джонс сказал мне «из всех вариантов «я тебя люблю», которые я сегодня услышал в вашем исполнении, мне больше всего понравился самый последний…» и сбежал из нашего кинотеатра, прошло уже восемь с половиной часов, а я все еще кривилась, вспоминая об этом. Мало того, что он стал свидетелем моих публичных признаний картонному Джорджу Клуни, так я приняла Мэтта за безработного студента. Хорошенькое первое впечатление обо мне у него останется! Мне подвалит счастья, когда он скажет миссис Блэксток, мол, ничего удивительного, что «Пикчербокс» сдает свои позиции, раз у вас работает такая своеобразная девушка по имени Бет. Не то чтобы моя начальница слишком большие ожидания на меня возлагала: если бы и вправду она ждала от меня бизнес-ориентированности, то не отправила бы в корзину мои маркетинговые идеи, даже не обратив на них внимания.
Я огляделась, в кинотеатре все было по-прежнему: ковер малинового цвета, мраморные колонны, хитро украшенные резными белыми панелями, вплоть до самого потолка, и неизменная пыльная люстра, которая держалась, казалось, на одном честном слове. Оборудование поизносилось и выцвело, нагоняло своим видом тоску, но магия пока еще жила в этом месте. Невозможно было войти в кинозал, где экран был затянут тяжелыми вельветовыми шторами и сиденья изящно изгибались, присесть в них и при этом не совершить путешествия во времени. Я представляла, как тут продавали билеты молодым хохотушкам в 1940-х годах – тем дамам, которые рисовали чулочные стрелки прямо на ногах, бодро усаживались в креслах в своих невозможно узких и модных юбках-карандашах, а по правую руку от них располагался бравый британский солдат или американский «стальной» пехотинец. В ту пору кино являлось воплощением утонченности и гламура, и разве вот те женщины потеряли бы сон из-за того, что какой-то мужчина в течение десяти месяцев после первой встречи все еще не признавался им в любви? Вряд ли они стали бы вообще обращать на это внимание. У них было о чем волноваться – например, о том, останутся ли в живых их милые кавалеры после очередной атаки.
Вздохнув, я обмахнула разгоряченное лицо программкой. Может, мне следует считать то, что произошло сегодня с Мэттом, знаком свыше и не лезть со своими признаниями к Айдену? Все знают, что беда не приходит одна. Я взяла
– Привет, прыщавка! – Карл оперся локтями на мой рабочий стол и осмотрел меня с ног до головы. – Выглядишь сегодня слегка… мммм… пятнисто. Что, крем от акне вдруг перестал действовать?
Я наклонилась – так, чтобы волосы упали мне на лицо и немного скрыли его.
– Да и голову ты не мыла… Или это специальный шампунь? – Карл продолжал издеваться. – Туше! – Он усмехнулся, демонстрируя свои гнилые, в желтом налете зубы, а я потянулась за телефоном. – Нет, Бет, ты не подумай ничего такого, сегодня ты выглядишь лучше, чем обычно.
Я убрала телефон подальше от Карла. Последний раз, когда мой ужасный знакомый добрался до него, он не поленился переключить меню на польский, и у меня ушла целая вечность, чтобы разобраться, как переключиться обратно на английский.
– Не пора ли тебе повзрослеть уже, Карл? – сказала я, запихивая телефон в сумку и возвращаясь к работе. «Держи себя в руках, Бет, держи».
Карл – или Ползучий Карл, как называла его Лиззи, – был ошибкой Господа. Причем ошибкой не смешной. Мы познакомились в первый день учебы в школе и сидели за одной партой. Весь урок я чувствовала, как он смотрит на меня, но была слишком застенчива, чтобы попросить не таращиться, и концентрировалась на конспектировании того, что говорил преподаватель. В конце занятия Карл сказал:
– А ты пукнула! Пукнула-пукнула! – и подло захихикал.
В тот раз я проигнорировала его и поспешила присоединиться к Лиззи, выходившей из класса в компании подруг. Я искренне надеялась, что больше никогда не увижу Карла. Но не тут-то было! Через два часа после сакраментального замечания Карл догнал меня на площадке возле школы, в руках у него была палка, перемазанная собачьим дерьмом. И вся школа смотрела, как он тычет в меня этой палкой, приговаривая:
– Принс-какашка! Принс-какашка!
Как же они все смеялись!
Когда мне исполнилось одиннадцать лет и настало время переводиться в среднюю школу, я все чаще впадала в хандру, лежа на кровати и размышляя, как бы так сделать, чтобы Карл Кумбс попал в школу Хейвуорт, а не в Сент-Свитенс, куда собиралась я.
Догадайтесь, кого первым я увидела в Сент-Свитенс, когда начался учебный год?
И так я снова месяца на два превратилась в Принс-какашку. Пока Карла не заинтересовала другая «игра»: он полюбил дергать девушек за лямку лифчика. Подкрадется и – щелк! – девушка краснеет, смущается, а Карл и рад стараться. Я вздохнула с облегчением, решив, что этот придурок наконец от меня отстал. Ближе к летним каникулам у меня на лице, особенно на подбородке, высыпали прыщи (снова проклятое акне!), и мой тринадцатый день рождения был испорчен этим окончательно. Я перепробовала все: специальные скрабы, пластыри, даже зубную пасту – а прыщи не исчезали, и только длинные волосы помогали скрыть это безобразие.
В первый же день учебы Карл заметил мою воспаленную кожу лица.
– Бог ты мой! – вскрикнул он, указывая на меня пальцем. – Что у тебя с лицом?
На меня уставились тридцать пар любопытных глаз, и я покраснела так, что стало дурно.
– Это… – я мямлила едва слышно, – всего лишь маленькие гнойнички, они пройдут…
По крайней мере, мама меня уверяла в этом, и я старалась не поддаваться панике.
– Гнойнички? – Карл захохотал. – Похоже, ты нашла гнойничковый завод и полежала на гнойничковом конвейере!