Домой на Рождество
Шрифт:
– Бет!
– Да?
Мэтт провел большим пальцем по моей щеке.
– Бет, я не шучу.
– Не шутишь?
– Нет.
Каждая маленькая частичка меня как бы кричала: давай, скажи ему, что он тоже тебе очень-очень нравится, но почему-то я не могла произнести ни слова. Я была так напугана. А Мэтт не сводил с меня взгляда: его темные глаза наполнились настоящим чувством, но я не могла понять, каким именно. В свою очередь, я на Мэтта смотрела с нерешительностью. Атмосфера в комнате накалилась, стало трудно дышать. Не в силах долее выносить эту ситуацию, я уже было открыла рот, чтобы заговорить.
– Бет, все это грандиозная ошибка, и мне пора идти.
Я взяла его за руку и сжала ее:
– Не уходи!
– Почему?
– Потому что я не хочу, чтобы ты ушел. Я…
Могла ли я ему сказать? Я сказала Айдену, а он причинил мне боль. Теперь я боялась влюбиться и больше не верила в счастье.
– Дело в том…
– В чем, Бет?
– В том…
Я не могла сидеть и смотреть, как Мэтт уходит прочь. Я должна была набраться храбрости и рискнуть.
– Так в чем дело, Бет? – У Мэтта сбилось дыхание.
– Мэтт… – я вдохнула поглубже и…
Глава 26
Мэтт
Я открыл глаза, и зимний яркий свет ослепил меня. Мне показалось, что спальня изменилась. Окно ведь располагалось слева, а вот сейчас… На стене в красивой рамке висела афиша «Завтрака у Тиффани», рядом, тоже в рамке, постер фильма «Короткая встреча». Полки были заставлены книгами по киноведению и сценарному мастерству. Я разглядел туалетный столик с косметикой и средствами по уходу за волосами. Где я нахожусь, черт побери?
Наконец я все вспомнил. Я дома у Бет. Она свернулась калачиком у меня под боком, длинные волосы разметались по подушке, а одной рукой она прикрывала рот. Я с трудом мог вздохнуть, так она была хороша.
Бет.
Я не планировал приходить к ней ночью, я пил в полном одиночестве в баре, размышляя и тупея от алкоголя, но образ Бет не покидал мои мысли. Я вспоминал ее у кровати моего деда, как мужественно она держалась, отвечая на его бесконечные вопросы, как светилось ее лицо, когда она отвечала на его странные вопросы. И чем дольше я об этом думал, тем сильнее убеждался, что в ее поступке – приехать в больницу к незнакомому человеку – не было ничего странного. А была доброта и тепло. Да, Бэт купила цветы не столько для старика, сколько для того, чтобы задобрить меня, извиниться за недоразумение. Я заметил, что ей нравилось разговаривать с дедом. Бэт не старалась произвести на меня впечатление или преподнести себя с наиболее выгодной стороны. Она была искренней, дружелюбной.
Чем дольше я представлял Бет, подливая и подливая пива в баре, тем больше мне хотелось ее увидеть. Я хотел увидеть, как она щурится, когда улыбается. Хотел ощутить ее тепло. Я нашел ее резюме, а в нем адрес Бэт и вот уже мчался ночью навстречу неизвестности.
– Мэтт, – промурлыкала Бет, ее пальчики щекотно обвили мою ногу.
– Поспи еще, – произнес я.
Вчера ночью я решил, что все окончательно пропало, когда признался ей, что она мне очень нравится. У нее на лице отобразился такой шок, словно я сделал что-то совсем уж невероятное. Но когда она потянулась ко мне, чтобы меня поцеловать, в шоке уже оказался я. Она так страстно меня целовала, что, неудивительно, мы занялись любовью и провели ночь вместе.
–
Почему Бэт поцеловала меня? Она ни за что не пожертвовала бы лучшей бутылкой вина (по факту – двумя бутылками лучшего вина) и вообще не пустила бы меня на порог в полночь, если бы я ей был неприятен. И Бэт так развеселилась, когда я выкидывал ее носок в окно. А если секс для нее ничего не значил? Вдруг она сейчас проснется и скажет: «Было здорово, приятель, увидимся!» Нет. У нас было нечто большее, чем просто секс. Мы занимались любовью, а потом лежали обнявшись, смотрели друг другу в глаза, и вообще…
Господи! Нэйл разочаровался бы во мне, узнав, что я занимаюсь анализом полового акта на предмет вторых и третьих смыслов. Я почесал в затылке. Мое похмелье постепенно проходило, и я начал размышлять, правда ли Бет приготовит тот завтрак, который обещала вчера перед тем, как уснуть. Я заложил руки за голову и стал таращиться в потолок, думая, что съел бы с удовольствием поджаренный хлеб или подсушенный тост. Поджаренный хлеб был хорош, потому что… ну потому, что его уже поджарили, а как на горячий тост можно было положить кусочек масла…
Что за черт? Я подался вперед, вытянув шею, и старался рассмотреть слова, написанные на потолке, прямо над кроватью:
«ПОЙДУ НА ЧТО УГОДНО, ЛИШЬ БЫ ПОЛУЧИТЬ РАБОТУ В «АПОЛЛО».
Я перечитал эту простую фразу, и челюсть моя отвисла от удивления.
Пойдет на что угодно…
А что угодно и кому?
Я посмотрел на Бет, она все еще спала, на ее лице – сплошная невинность.
Что же означает это «пойду на что угодно»? Переспать с будущим боссом после собеседования? Принести больному деду цветы в палату? Живот жестоко скрутило – и не потому, что я был голоден, а потому что был выпотрошен. До самого дна.
Как же я мог так ошибиться? Я ведь действительно поверил в то, что Бет – милая, добрая, веселая, полная противоположность Алисе. А была ли она такой? Или она меня заставила думать, что она – кто-то, кем не является? Точно так же, как поступила моя бывшая. Я был идиот, полнейший идиот. Я снова наступил на те же грабли. Влюбился в еще одну психичку. Я подполз к краю кровати, собираясь встать, почувствовал, как рука Бет соскользнула с моего бедра и опустилась на простыню. Ресницы дрогнули, я замер, но Бет просто устроилась поудобнее и продолжала спать.
«Не просыпайся, – молил я, – прошу тебя, не просыпайся».
Бет залезла под одеяло с головой, и я с облегчением вздохнул. Встав с кровати, тихо нашарил на полу тапочки, а также трусы – они свисали с буфета. Помню, как вчера вечером я их стянул и запустил через всю комнату. Оба мы рассмеялись, увидев, куда именно я угодил, и я что-то еще сказал по поводу своих невероятных талантов в области метания предметов на большие расстояния. Бет прижалась ко мне и произнесла что-то вроде «да, конечно, а теперь просто замолчи и поцелуй меня, идиот». С последним словом она попала в самую точку. Я натянул трусы, поискал под кроватью джинсы, выудил из корзины для белья свою футболку и прошел в гостиную. Обнаружил свои носки и туфли под столиком, надел их и на цыпочках двинулся к двери. Одна половица предательски скрипнула, и я замер. Но ничего не произошло. Я спокойно повернул ключ в двери и ушел. Не оглядываясь.