Домой не по пути
Шрифт:
– В больнице?
– Недоуменно переспрашиваю я, выпрямившись.
– Да. Что-то с сердцем, давление. Я не знаю, какая-то чушь, о которой врачи ни черта не говорят. Они все пялятся на меня, спрашивают о чем-то, а я молчу.
– Почему молчишь?
– Потому что я ничего о нем не знаю, Реган! Знаю только, что он пьет, как будто бы завтра подохнуть собирается! Что он любит трахаться на заднем сидении машины и пиво, простоявшее в холодильнике пару ночей!
Я крепко зажмуриваюсь и отворачиваюсь.
– Прости, - хрипит мать, - я не должна была этого говорить, не должна была...
– Ты выпила?
– Я не...
– Ты выпила.
– Я киваю и с силой ударяюсь головой о стену. В глазах вспыхивают точки, а сердце сжимают невидимые когти. Как бы мне не хотелось сейчас слышать все это, но я слышу. Я здесь и сейчас, и это паршиво и больно.
– Я немного выпила, правда. Я чуть-чуть, малышка. Ты вернешься?
– Нет.
– Реган, прошу тебя, ты нужна мне здесь.
– Я так не думаю, мам.
– Зачем тебе думать?
– Громко восклицает она.
– Просто вернись, и все, вернись, ты меня слышишь? Ты нужна мне, ты должна быть со мной рядом, когда мне плохо!
Я опускаю голову и прикладываю пальцы ко лбу. Сколько раз я успокаивала ее, как много раз сидела на кухне и прижимала к себе, хотя руки взвывали от синяков и ссадин. Я делала все это, потому что она нуждалась во мне. Но почему она никогда не думала, что и я нуждаюсь в ней? Что и меня обнять нужно?
Боль, которую я не ощущала уже очень и очень долго, вырывается из меня диким потоком. Я распахиваю глаза и крепче стискиваю в пальцах телефон.
– Знаешь, мам, - шепчу я, - мне кажется, вы друг друга стоите.
Я сбрасываю звонок и молча пялюсь на экран, понятия не имея, что делать. В груди так горячо, что дышать больно. Но я дышу. Через силу. Потому что так надо. Потому что у меня нет другого выхода. Я должна жить дальше, несмотря на все то дерьмо, что меня окружает. Я должна подняться и идти, ведь иной возможности не представится.
Я должна, но не маме. Я должна самой себе.
Я встаю на ноги и бреду к туалету. Перед зеркалом поправляю волосы, умываюсь и замираю, впялив растерянный взгляд в отражение. Капли скатываются по щекам, падают на темно-коричневую майку, но я не обращаю внимания. Я просто смотрю на себя и тихо дышу, размеренно приподнимая плечи. У всех ведь есть проблемы. У меня вот предки не совсем адекватные. Но у кого-то и похуже бывает. Верно? Бывает, я точно знаю. Бывает, люди болеют, бывает, люди умирают. С ума сходят. Близких теряют. Себя теряют.
Я со
– Ты в порядке?
– Неожиданно спрашивает знакомый голос, и я оборачиваюсь. Глаза у меня красные, но я не плакала. Я почти никогда не плачу.
– Да.
Уильям чешет нос и облокачивается спиной о потертую дверь. Руки он складывает на груди, вроде бы как уходить не собирается, и я озадачено выгибаю правую бровь.
– Ты что-то хотел?
– Тебя проверить.
– А зачем меня проверять?
– Друзья заботятся друг о друге, птенчик.
– О, а мы с тобой друзья, оказывается? Круто. Я не ожидала, черт, прости, для такого торжественного момента я плохо одета.
– Ничего, тебе идет. Все эти синяки на лице и руках отлично подчеркивают глубину твоих полопавшихся в глазах сосудов. Поверь, здесь бы странно смотрелась поглаженная и чистая одежда. Драные шорты и майка - то, что нужно.
– Я рада, что ты одобрил.
– Я не одобрил. Я только сказал, что отеки сочетаются с грязной одеждой.
– Ах, вот что, сочетаются.
– Я раздраженно выдыхаю и приближаюсь к парню, ясно представляя, как размахиваюсь и врезаю ему по лицу. Мы оказываемся так близко, что я ощущаю странный запах мелиссы, исходящий от его кожи.
– Меня уже тошнит от твоей грамотности. Откуда такие парни берутся? Может, ты с другой планеты?
– А ты, может, выиграла звание главной язвы Янгстауна?
– Я там каждый год побеждаю, котик.
– Я и не сомневался. Возьми.
– Уилл неожиданно протягивает мне тюбик с кремом и серьезно кивает.
– Это от синяков. Будет покалывать, но зато отеки быстро пропадут.
– Не нужна мне твоя мазь.
– Это не моя мазь. Теперь возьмешь?
– Ничего я не возьму. Синяки и без нее пройдут.
– Так они пройду через пару дней.
– А так через пару недель. Переживу.
Я ставлю руки на бедра, а Уильям с вызовом прищуривает голубые глаза. Впервые мне кажется, что он готов свернуть мне шею со злости и усталости.
– Просто возьми мазь.
– Он подается вперед, а я отпрыгиваю назад.
– Не хочу. Себя иди, обмазывай.
– Ты издеваешься? Будем из-за крема припираться?
– Я тебя не задерживаю. Это женский туалет.
– Это общий туалет.
– И что с того? Я сама как-то справлюсь, договорились? Под холодной водой руки подержу. Слышал о таком? Необязательно себя кремом измазывать вонючим, чтобы от синяков избавиться, умник.
– Что за детский сад, птенчик?
– Уилл вновь надвигается на меня.
– Даже не приближайся. Я тебе сказала, мне ничего от тебя не нужно.
– Ну, значит, я не услышал.