Донос
Шрифт:
Оперы переглянулись. Допрашивающий меня старший лейтенант Катков заулыбался.
– Правильно, адвокаты сейчас дороги, а ваше дело простое, для вас не опасное, зачем вам лишние затраты? Поехали! – Куда уж было откровенней! Нет, и на этот раз ничего не дрогнуло у Георгия, ничего его не насторожило!
От Сухаревской до Северянина, при дневной загрузке трассы десять – пятнадцать минут езды, доехали спокойно и быстро. Открыли кабинеты, сейф. В сейфе практически не было ничего интересного для следствия, кроме расписки, выданной мне Джавабой с соратниками о их задолженности
– Не беспокойтесь, Георгий Александрович, для вас ничего серьезного нет. Джаваба замешан в махинации. Он получил от одной фирмы крупную сумму денег и исчез. Джавабу мы возьмем. А вам волноваться нечего, все что нам от вас нужно было узнать – мы узнали. Не беспокойтесь, документы просмотрим и вернем. До свидания.
На этом расстались.
Наступил, наконец, и мой долгожданный день. Семен Прокопьевич выставил возле своего кресла табурет, поставил на него небольшой барабан. Красный по бокам, с барашками натяжной системы, с пружинками на желтой, свежей, еще не избитой барабанными палочками коже. Загляденье, а не барабан!
– Вот, Юра, этот барабан и треногу к нему дарит тебе директор нашего театра. Смотри, не подкачай, «стучи», а не барабань.
Установили барабан на треногу, я уселся на табурет, нет, низковато, подложили твердую подушечку, сел повыше, так, хорошо, вроде достаю по высоте.
Попробовал. Ого, насколько легче управлять каждой палочкой, и что они вытворяют! Палочки отскакивали от натянутой кожи, как живые, а «двойки» легко превращались в дробь. Это не мешок с песком!
– Юра, ты делаешь вот такое вступление, трррам-трататрррам, вот так, повтори, вот так – и ритм, ритм, так, и вступает оркестр! Начинает оркестр. Ребята, пусть это станет нашим правилом, традицией, вначале ударник делает вот это вступление и сразу, вот после этого такта, после второго ритма – вступает оркестр. И так будет со всеми нашими вещами. – Он так и говорил «наши вещи». «Давайте-ка начнем вот с этой вещи…»
С каждым днем оркестр становился сыгранней и стройнее. Работали ежедневно по четыре часа, иногда репетиция затягивалась и мы расходились далеко за полночь. Благо, жили все почти рядом.
На репетициях порядок был один – начиналось с голосового звучания разучиваемой вещи. «Мычали» по нотам. Затем разминка губ на инструментах, гаммы и другие музыкальные упражнения. На это уходил примерно час и после небольшого отдыха, проигрывание знакомого репертуара.
Разучивание новых «вещей» длилось долго, с отработкой на каждом инструменте, затем обязательное «сыгрывание». Это термин тоже Семена Прокопьевича.
В конце репетиции обязательное «чистое» исполнение разученных «вещей». Их в репертуаре оркестра набиралось уже более двадцати. Все известные в то время вальсы, танго, марши, популярные – «Огонек», «Катюша» – новые, быстро возникавшие в военные годы, песни. Как только появлялась такая песня, Семен Прокопьевич расписывал ее по нотам, три-четыре вечера разучивания и появлялась новая «вещь» в оркестре.
Наконец, Семен Прокопьевич решил, что оркестр готов предстать перед публикой.
18
Звонок раздался через два дня.
– Георгий Александрович, вы не могли бы заехать к нам еще раз? Кое-что надо уточнить.
– Могу,
– Мы вас будем ждать в 14 часов, сможете?
– Смогу, конечно, приеду.
И снова ничего не насторожило, не икнулось, не дрогнуло, не напряглось.
К условленному времени подъехал к воротам Управления. Меня поджидали четыре человека, во дворе.
– Едем к вам домой. Есть ордер на обыск.
– Покажите.
– Давайте так. Сейчас не будем терять время, поедем, а на месте я вам все покажу, все посмотрим.
Поехали. На месте, уже в доме, показали факсовскую копию какого-то документа.
– Да ладно, Юра, пусть посмотрят, нам прятать нечего, – это жена, – проходите, располагайтесь вот здесь. Что будете смотреть?
– Это обыск, Нина Александровна. Смотреть будем все и везде. Деньги, золото, драгоценности есть?
– Что вы имеете в виду?
– Мы имеем ввиду – в значительных количествах.
– Нет, ничего подобного нету. Ни в каких количествах. Пригласили понятыми строительных рабочих, что работали у соседа по найму. Перерыли все бумаги, тщательно осмотрели все комнаты, шкафы, кладовки, спустились в подвал, сходили в гараж, в баню. Но аккуратно, без погрома. Заминка произошла из-за оружия.
На стене у меня висят подарки и сувениры со всего мира, в том числе ножи, сабли, одна, казацкая, датирована 1811-м годом, висят «мачете» из Мексики и Панамы, ружья, пистолеты. На все есть регистрационные документы, но в суматохе не можем их сразу найти и показать. Катков нервничает. А когда обнаружили и боеприпасы – целый «арсенал» ружейных и пистолетных патронов, в большом количестве, заряженные в основном пулей и крупной картечью, он и вовсе разволновался.
– Или покажите документы, или я вызываю наряд милиции.
Но документы, наконец, найдены, все успокоились, напряжение спало.
– Что же это вы, Георгий Александрович, к осаде, что ли, готовились?
– А как вы думали, в нашем «медвежьем» углу ко всему надо быть готовым. Времена неспокойные, а пока до вас, охранников, достучишься…
– Что верно, то верно. А это как же, у вас что, в каждой комнате по телевизору, да еще вон два незадействованных. Откуда столько аппаратуры?
– А вы проработали бы более сорока лет на Крайнем Севере, тоже наверное приобрели бы. Последние десять лет мы там работали в три семьи, деньги не копили, хватит, в 91-м потеряли все накопленное. Копили всю жизнь, а потеряли в один день, по одному Указу.
– Да это понятно. Но все же…
– Что все же? Подозрительно?
– Да так, как-то…
– Мы загрузили в контейнер все, что имели, не оставили на Севере ничего, здесь то уже не купить, не на что, денег-то нет.