Донское казачество в войнах начала XX века
Шрифт:
СМЕЛАЯ РАЗВЕДКА В ТЫЛУ ЯПОНЦЕВ
Нарвского драгунского полка ротмистр Дроздовский с корнетом Гудиевым и с семью забайкальскими казаками, все пешком, были посланы на разведку тыла японской армии Куроки. Дроздовский двинулся глухими ущельями, скрываясь от повсюду кишевших разъездов врага.
Шпион-китаец, высланный японцами, все время следил за нашими разведчиками и на второй день ночью приведен их бивуаку взвод пехоты, полезший по скалам, окружая наших с трех сторон. Наши разведчики ускользнули от них в ущелье и почти по отвесным скалам выбрались на другую сторону хребта, все путаясь в лианах, диком винограде, колючих кустах и пробивая дорогу шашками. Остаток ночи до самого рассвета наши смельчаки провели под проливным дождем, голодные и холодные. Спуск в долину был головоломный: скатывались на спинах, обдираясь в кровь, оставляя клочья одежды на терновнике. Собрав сведения и прорекогносцировав местность близ Дапу, Дроздовский двинулся далее. На привале, на вершине соседней горы опять увидели подозрительную фигуру китайца, который слонялся там уже несколько часов. Ночью часовой разбудил Дроздовского и
Собрав сведения у жителей о японцах, Дроздовский узнал, что наша конница у Сян-Ямыня, и он решил кружным путем до нее добраться. Ночлег был выбран в девственном ущелье, покрытом дубом, тополями, диким виноградом, орхидеями, жасмином. Едва расположились на бивуаке, как к казакам подошел какой-то китаец и один из казаков признал в нем человека, наблюдавшего за отрядом с сопки. Его задержали и допросили. Он признался, что он шпионил. На обязанности его было ходить впереди разъезда, предупреждать разъезд об опасностях и собирать сведения о русских. Три дня он следил за Дроздовским и два раза приводил японцев. Шпион ждал смерти, но Дроздовский не тронул его и приказал дать ему поесть. Тогда тронутый этим китаец сообщил, что японцы близко и скоро будет нападение. Все приготовились, заняв одинокую фанзу, обнесенную каменным забором и обращенную к узкому ущелью. Была лунная ночь. Скоро послышался шум катящихся из-под ног камней и показались человек двадцать японских солдат; из фанзы грянул залп, другой, третий, — попадало на землю несколько японцев, остальные приостановились, ошеломленные неожиданной встречей. Этим моментом воспользовался Дроздовский и скользнул с казаками в ущелье. Притаившись в кустах, он пересчитал людей: недоставало казака Парфенова. Но вот послышался чей-то бег и Парфенов присоединился к отряду. На распекание Дроздовского казак, запыхавшись, виновато отвечал: «Так… что в фанзу вернулся… вспомнил, поросеночек там остался… Мы уже его поджаривать начали, так жалко стало…»
После суток утомительного пути, перевалив высокий скалистый хребет, Дроздовский, добыв ценные сведения, присоединился к отряду, не потеряв ни одного человека. Ловкость, смелость и энергия Дроздовского тем более изумительны, что у него только одна рука.
СЛАВНЫЙ ПОДВИГ СОТНИКА ЮРАСОВСКОГО
Сотник Юрасовский 13 сентября выехал со взводом четвертого сибирского казачьего полка на разведки в тыл японского расположения, чтобы выяснить силы врага, и благополучно пройдя цепь передовых японских постов, вечером занял ров у первой деревни. Вдруг прискакал дозорный. Оказалось, что в полуверсте — тревога в японском лагере. Уведомленный заставами с сопок, отряд уже садился на коней. Юрасовский собрал взвод и начал отступать к нашим позициям. Пройдя две версты, наши заметили впереди конную часть японцев и китайцев. Разъезд оказался окруженным отовсюду: с юга шло на него два эскадрона, на востоке и западе высились недоступные отвесы с японскими часовыми, сигнализировавшими своим; путь на север преграждали встречные отряды. Засвистали пули, послышалась команда: «Пики, шашки к бою, марш, марш!» Казаки ринулись на север в гаолян. Проскакав его, они наткнулись на японский вьючный транспорт под командой кавалеристов. Лошадей и мулов было больше ста. Китайцы-погонщики завопили и кинулись назад. Дело разыгралось в равнине среди двух передовых линий — нашей и японской. Впереди в ужасе несся транспорт, сзади наши 16 казаков, а за ними два японских эскадрона. Наши передовые посты подняли тревогу. Увидя это, японский конвой, сопровождавший транспорт, ускакал на фланги в гаолян. Эскадроны стали отступать и через цепь наших постов пронеслись китайцы-погонщики с вьюками, а за ними Юрасовский. Казаки охватили транспорт с флангом и, сбив его в кучу, погнали к своей дивизии, куда и доставили поздно ночью. У японцев были потери, наши все целы и невредимы.
ХРАБРЫЙ СОТНИК ГРИКОПУЛО
Казачий офицер Грикопуло находился в отряде генерала Мищенко. Этот человек, как сообщал в «Новом Времени» Эфте, можно сказать, живмя жил среди японцев. Имея под своим начальством от 7–12 казаков, Грикопуло при отступлении отряда остается в каком-нибудь селении и затем начинает блуждать из селения в селение. Остановится где-нибудь на час, на два, собирает сведения. Узнает, что японцы подходят, уходит в другое селение или прямо в горы и оттуда с вершинок наблюдает за неприятелем. Случалось, что от него по нескольку дней не приходило никаких вестей и его считали погибшим, но вдруг является казак и приносит донесение.
— От кого?
— От сотника Грикопуло.
— А он еще жив?
— Так точно, слава Богу.
— Где же он?
Казак называет селение где-нибудь верст за 10–12, а японцы всего в 5–6 верстах.
— Да как вы там держитесь, — изумляются все, — ведь там везде японцы?!
— Так точно, — ухмыляется казак, — вчерашнюю ночь мы с ихним разъездом почитай что рядом ночевали. Японцы — в селении, а мы — возле, в «подушечке», всего в каких-нибудь 30 саженях.
И так постоянно.
Какие железные нервы, замечает Эфте, надо иметь, чтобы выдержать подобное напряжение в течение многих дней.
ПОДВИГ ГЕРОЙСТВА И ЧЕЛОВЕКОЛЮБИЯ РАЗВЕДЧИКОВ
Взвод 1-й сотни Читинского полка (в отряде генерала Ренненкампфа) служил заставой на перевале Сандалин. Разъезд из четырех человек этого взвода неожиданно встретил сильный отряд японцев, убивших одного из них и ранивших другого. Оставшиеся
РАЗВЕДЧИК МУРАТОВ
Из селения Саймадзы, 8 мая 1904 г., выступила под начальством корнета Роговского партия разведчиков-казаков 1-го Аргунского полка, человек девять. В числе их был и Муратов. Партия направилась по пути к Фынхуанчену, уже в то время прочно занятому японцами. Так как уже вскоре по выходе из Саймадзы нашим разведчикам начали попадаться на пути все более и более многочисленные неприятельские разъезды и разведочные партии, то решено было, бросив дорогу, идти горными дикими тропами, останавливаясь время от времени на высоких вершинах и оттуда делать наблюдения. В начале все шло благополучно. Осторожно, где ползком, где на четвереньках, где прячась за кусты, камни и деревья, медленно подвигались наши разведчики, ночуя в лесу, питаясь захваченными с собою в дорогу консервами солонины и кукурузными лепешками. На третий день утром они уже находились в самом центре японского расположения. Куда бы разведчики ни бросили свой взор, всюду глаз их натыкался на расположенные в шахматном порядке неприятельские заставы. Несколько раз им приходилось пробираться всего в нескольких саженях от японских часовых. Несколько раз только чудом удавалось казакам скрываться от проходивших мимо них патрулей. Особенно ночью, когда на всех соседних вершинах и глубоко внизу в долинах ярко загорались неприятельские костры, зловеще мигавшие в ночном мраке, наши разведчики чувствовали себя как бы замкнутыми в кольцах вражеских войск, из которых, казалось, нет выхода. Эти огненные точки, подобно глазам какого-то стоокого чудовища, как бы сторожили, высматривали своими сверкающими зрачками небольшую горсточку русских людей, отважно забравшихся в страну, кишащую неприятельскими солдатами.
Несмотря, однако, на такую жуткую близость врагов, разведчики смело продолжали свой путь, зорко отмечая, где какие войска стоят, сколько их, какие деревни заняты, какие нет, по каким дорогам преимущественно двигаются войска, и т.п. сведения, которые иногда являются для начальника откровением, ярким лучом в непроглядной тьме всевозможных догадок и предположений.
Три дня шли разведчики. Зная вероломство китайцев, они старались как можно реже пользоваться их услугами и, выходя из селений и одиноких фанз, всякий раз принимали все меры к тому, чтобы ввести китайцев в заблуждение относительно того, какое направление ими выбрано но трудно перехитрить хитрых сынов Небесной империи: они очень скоро и верно успевали выследить русских и затем немедленно сообщали японцам. Разведчики наши должны были очень скоро в этом убедиться… На третий день в полдень усталые, измученные, голодные, полубосые, они решились наконец дать себе дневной отдых. Для этой цели была выбрана одинокая, полуразрушенная фанза, затерявшаяся в глубокой впадине, среди такой девственной трущобы, где, казалось, от сотворения мира не бывало людей иных, кроме обитателей этой одинокой фанзы. На решение хорунжего Роговского выбрать своим приютом именно эту фанзу повлияли, помимо ее уединенности, еще и заверения китайцев, уверявших, что сюда японцы никогда не заходят, да и вообще их поблизости не имеется. Забравшись в фанзу, разведчики, не теряя времени, принялись за варку чая и курицы, купленной у хозяев, но не прошло и получаса времени, как раздался тревожный свист выставленного у ворот часового… Все бросились к окну, и глазам их представилась невеселая картина: с обеих сторон к фанзе по вершинам горок, окружавших ее, быстро подходила японская пехота. Один в затылок другому, длинной вереницей, держа ружья наготове, легким шагом шли японские солдаты, прямо направляясь к фанзе, очевидно хорошо и точно осведомленные не только о местопребывании, но и о числе русских… Японцев было не меньше роты.
Число слишком достаточное, чтобы сломить упорство десяти человек, захваченных врасплох, едва живых от усталости и голода…
Отрезанные с обеих сторон разведчики однако не потерялись и, недолго думая, выскочив один за другим в окно, бросились бежать по крутому подъему высокой горы, у подножия которой стояла фанза… Тотчас же им вслед загремели выстрелы… Японцы патронов не жалеют и когда начинают стрелять, то стрельба эта делается просто какой-то захлебывающейся, ни на секунду не смолкаемой трескотней.
Преследуемые по пятам, разведчики быстро рассыпались по всему склону горы, инстинктивно понимая, что поодиночке им сподручнее уйти от преследователей, и в то время, когда Роговский с семью человеками полез выше встретившегося на пути оврага, рассчитывая перевалить через вершину, Муратов и его товарищ Шестаков, напротив, поспешно соскочили на дно оврага и со всею быстротой, на которую были способны их израненные, стертые ноги, побежали по дну оврага, в надежде укрыться от взоров японцев, но надежда их не сбылась. В то время, как часть врагов продолжала преследовать Роговского, остальные бросились за Муратовым и Шестаковым, быстро окружили и, угрожая, направленными в упор дулами, потребовали сдачи. Надо сказать, что, убегая из фанзы, казаки сбросили с себя шашки, путавшиеся в них и мешавшие им бежать, и забросили их в кусты… Теперь, имея в руках незаряженные ружья, они очутились вполне безоружными перед в двадцать раз сильнейшим неприятелем, но все же сдаваться не хотели, думая защищаться хотя бы прикладами, но японцы не дали им опомниться, сразу бросились со всех сторон — «точно собачня», — по выражению Муратова, вырвали у них из рук винтовки и, схватив за руки и плечи, с торжествующими криками повели обратно к фанзе. В эту минуту наверху шла самая ожесточенная стрельба, очевидно, и там японцы успели окружить русских, часть перебить, а часть захватить живыми.