Допрос безутешной вдовы

Каминаси Кунио

– Хорошо. – С пивом мне все стало понятно. – Когда вы разошлись? Вернее, разъехались…

– Мы с Наташей сидели до упора, то есть пока все расползаться не начали… Наелись-напились и стали расползаться…

– Это во сколько?

– Без двадцати десять приблизительно. Оттуда на моей тачке мы с ней сразу сюда и поехали… – не без гордости сказал он.

– А остальные?

– Нина с Мариной первыми отчалили – еще восьми не было, где-то без пяти…

– Чего это они так рано?

– Да якобы у них животы от японской хавки прихватило!… Я так думаю, просто

на много наедать не хотели… Они же все деньги экономят… Только для виду хорохорятся… Хотя в принципе никто даже и не намекал, что они должны за себя платить…

– Они пешком в гостиницу пошли?

– Нет, мы им такси заказали, – посетовал Ганин.

– Понятно. А остальные?

– С остальными мы вместе расходились.

– Кто платил? – Я прищурился в сторону сэнсэя.

– Кто, кто! Дед-пихто, его баба-тарахто и внучок ихний – бухто! – пробурчал недовольный моим вопросом Ганин. – Давай с трех раз попробуй угадать, кто платил!

– Ты один, что ли?

– Втроем с Наташей и Олегом.

– Наташа – понятно, – полушепотом сказал я и оглянулся на гостиную. – Но Заречный, значит, тоже копейку вложил?

– Тридцать три процента, – не без глубокого мужского удовлетворения по поводу все еще существующей на нашей многострадальной и многополярной земле мужской солидарности ответил Ганин. – Он нормальный мужик, Такуя, все как надо понимает, с чувством юмора, да и побогаче других ребят будет: все-таки в Японии работал, еще где-то в загранке…

– Значит, Ганин, с девяти до десяти с вами за столом не было Нины Борисовны и Марины Валентиновны?

– Наоборот, – брякнул Ганин.

– Что наоборот? Они с девяти до десяти были за столом в «Лайоне», а вас никого не было, что ли?

– Нет, мы были, их – не было, это правда, святой истинный крест и чтоб я сдох! – Ганин щелкнул ногтем большого пальца по задней поверхности верхних передних зубов. – Просто Борисовна не Нина, а Марина, ну а Валентиновна, получается, Нина.

– Хорошо, я рад за нее, что у нее получается.

– Не у нее, а у них, – педантично поправил меня известный хохмач и словоблуд Ганин.

– Это намек?

– Прозрачный, – ухмыльнулся мой не упускающий возможности не только схохмить, но и спошлить дружок.

– Ты его хорошо знал? – Я указал затылком на скорбную гостиную. – Хидео этого…

– В «прозрачном» смысле? – Вопрос, помноженный на затеплившуюся в пепельных очах Ганина лукавинку, означал, что сэнсэй уже благополучно пережил легкий шок, окончательно вернулся в свое боевое психическое состояние и готов к новым подвигам и свершениям, включая труд и оборону, а при возможности – и нападение.

– Я туманности не люблю, Ганин, – напомнил я. – Я же ведь не Андромеда какая-нибудь.

– Мы с Хидео знакомы через Наташу, – ответил Ганин. – Уже лет десять как…

– Ты мне о нем никогда ничего не рассказывал, – констатировал я факт, добавив в свой голос привкус разочарованности и недоверия. – Тем более что, оказывается, и сюда приезжал, а мы с Дзюнко здесь в двух шагах проживаем!

– Такуя, я с ним не дружил! – отрезал сэнсэй. –

Хочешь – верь, хочешь – не верь!

– А что же тогда ты с ним делал?

– Общался время от времени. – Ганин стыдливо опустил глаза и повел носом в сторону гостиной. – Не более того…

– То есть идей у тебя относительно того, кто и почему или зачем, у тебя нет? – Развивать тему Наташи, которая, натурально, десять лет назад была еще свежее и натуральнее, чем сейчас, я по-джентльменски не стал – до поры до времени, разумеется.

– «Как» и «когда» ты опускаешь? – Ганин внимательно посмотрел мне в глаза.

– Это не я опускаю, – усмехнулся я. – Это кухонный нож в сердце и теплое тело такие вопросы опустили.

– Да, я слышал, – задумчиво кивнул Ганин. – Тогда на твои вопросы у меня ответов нет. Я в его личные дела не лез…

– Совсем? – сыронизировал я.

– В его – да! – отрезал Ганин.

– Ладно, Ганин, ты давай езжай домой! – смилостивился я. – Саша вся извелась, наверное. А завтра, когда Заречного с его девушками привезешь, заодно мы твои показания запишем.

– Я еще побуду, – тихо ответил он. – Я Саше уже позвонил, все рассказал…

– Как хочешь, – сказал я и вернулся в гостиную. – Ребята тебя знают, гнать не будут, но ты особо не мельтеши перед ними, ладно?

За время допроса Ганина Нисио из гостиной исчез – видимо, старик понял, что ему лично здесь ловить нечего, и отправился к своей старухе. В комнате копошились два эксперта с кисточками в руках, обтянутых мерзкими, навевающими противозачаточные настроения резиновыми перчатками, и еще три парня в синих комбинезонах отделения медицинской экспертизы укладывали покойного Китадзиму на тележку. Его бледная, с черными разводами под влажными глазами супруга безучастно наблюдала за процедурой выноса – точнее, вывоза – тела мужа, по-прежнему сидя на своем роскошном диване и ежась от октябрьской прохлады, проникшей в комнату через все еще настежь распахнутые стеклянные, от потолка до пола окна.

– Китадзима-сан, – обратился я к ней.

– Наташа, – прохлюпала она в салфеточный комок – Я же вчера вам сказала…

– Наташа, – с радостью согласился я с ее демократичным этикетным предложением, – можно задать вам несколько вопросов?

– А вот этот офицер… – Она повела вокруг красными глазами, видимо отыскивая Йосиду. – Я же ему все рассказала…

– Йосида-сан ведет официальное расследование, – пояснил я. – А я занимаюсь другим делом, которое гипотетически может оказаться связанным с вашем горем…

– Ганин сказал, что вы ищете убийцу Селиванова, – проявила она свою информированность.

– Совершенно верно, и поэтому я хотел бы с вами поговорить не как следователь, ведущий дело о вашем муже, а как, если вас устроит, частное лицо.

– Здесь? – Она покосилась на криминалистов, распыляющих на мебель из спринцовок тальк для снятия отпечатков пальцев.

– Где вам будет удобно, – ответил я.

– Пойдемте наверх, в спальню, – тихо сказала она, вызвав в моих сознании и подсознании нездоровую реакцию.