Дорога исканий. Молодость Достоевского
Шрифт:
Вечером Федя, Миша и Варенька занимались с Андрюшей — по поручению отца общими силами готовили его к поступлению в пансион. Миша взял на себя арифметику и географию и строго, без малейшей поблажки, «принимал» работу Андрюши за неделю. Федя, занимавшийся с братом историей и русской грамматикой, был менее строг и порой, воодушевившись, сам подсказывал брату ответ. Варенька обучала Андрюшу французскому языку. На занятия с братом уходило много драгоценного отпускного времени, но дети не жалели о нем. А к Филе, чтобы не скучал, пристроили
На следующий день, в воскресенье, Марию Федоровну с утра навестила Ольга Дмитриевна Умнова. Ее, как обычно, сопровождал сын. В первую же благоприятную минуту Ваня выскользнул из гостиной и прошел к мальчикам в зал. Те сидели за развернутым ломберным столом и читали. Миша в который раз перечитывал своего излюбленного Жуковского, перед Федей лежал вышедший год тому назад исторический роман Вельмонта «Кощей Бессмертный», Филя наслаждался сказкой Ершова «Конек-Горбунок» — об этой сказке братья впервые услышали от Вани и только недавно достали ее рукописный текст.
— Вот и Ваня, — сказал Миша и отложил книгу. — Там гимназисты такое выделывают, не чета нашим, — добавил он, обращаясь к Филе. — Вот сейчас мы от Вани все узнаем.
— Ну как там? — подхватил Федя. — Опять наказывали?
В прошлое воскресенье Ваня рассказывал о телесных наказаниях в гимназии и о протесте, заявленном гимназическому начальству некоторыми родителями.
— Конечно, наказывали, — отвечал Ваня. — А что я вам расскажу? Один наш гимназист у старшего брата подсмотрел, а потом списал. Вот послушайте.
И он с воодушевлением прочел отрывки из сатиры Воейкова «Дом сумасшедших». Мальчики жадно слушали.
— Не, до чего же здорово! — с восторгом заметил Миша. — Как это он там?.. Ну-ка еще раз… про Жуковского!
Вот Жуковский: в саван длинный
Скутан, лапочки крестом;
Ноги вытянуты чинно,
Черта дразнит языком;
Видеть ведьм воображает;
То глазком им подмигнет,
И кадит, и отпевает,
И трезвонит, и ревет… —
послушно повторил Ваня.
Миша снова от души рассмеялся.
— Да ведь это же твой кумир, как же ты? — с недоумением спросил Федя.
— Ну, а что ж поделаешь, ежели смешно?
— Одно другого не касается, — поддержал его Федя. — Даже если бы против Пушкина было так сказано, я бы тоже не рассердился, а ведь за Пушкина я, сам знаешь, с кем хочешь в драку полезу!
Заговорившись, они не заметили, как в приоткрытую дверь вошел Михаил Андреевич.
— За что же это ты, дружок мой, драться собираешься? — спросил он с не предвещавшей добра улыбкой.
— За Пушкина!
— А не думаешь
— Ах, папенька, мы совсем не о том! Тут, видите ли, господин Воейков стихотворение написал, «Дом сумасшедших» называется…
— «Дом сумасшедших»? А ну, скажите-ка!
Ванечка хотел было снова прочесть поэму, но Федя остановил его:
— Погоди, дай я… что запомнил.
И он, почти не сбиваясь, прочел несколько строф.
По мере чтения лицо Михаила Андреевича все более вытягивалось и мрачнело. Увлекшись, Федя не замечал этого и, лишь закончив чтение, поразился наступившей зловещей тишине. Со страхом взглянул он на отца.
— Кто же это такой… сочинитель-то? Небось из ваших гимназистов кто-нибудь? Ваши-то все проделки, а? — очень тихо, но с каким-то особенным выражением лица спросил Ванечку Михаил Андреевич.
— Это господин Воейков сочинил…
— Воейков? Гм… А хоть бы и Воейков… Да вы-то… вам-то кто разрешил?.. Мои дети… — Он едва сдерживался и, как всегда в таких случаях, захлебывался словами. — Против высокопоставленных лиц, а наипаче всего против господина Жуковского…
— Да мы, папенька… — начал было Федя.
Но Михаил Андреевич перебил:
— Молчать!
Федя оскорбленно умолк и опустил голову. Ему было неприятно, что при этой сцене присутствует Филя; бессознательно он гордился благополучием своей домашней жизни, гуманным отношением родителей, слаженностью и традиционностью семейного быта.
— Я ради вас, чтобы сделать из вас людей, можно сказать, из себя последние жилы тяну, а ты так-то! — продолжал Михаил Андреевич. — Ну, хорошо, хорошо…
И он отвернулся, глубоко уязвленный; Феде стало его жаль. В самом деле — платит за них Чермаку бог знает какие деньги, а они тратят время на ерунду…
— Мы больше не будем, папенька, — вдруг сказал Миша, видимо полностью разделявший Федины чувства. — Даже и записывать не будем. Вот сейчас перекрещусь, если не верите…
— Я верю, — ответил тот гордо и вместе с тем сокрушенно. — Я верю своим детям. А вы, молодой человек, — обратился он к Ванечке, — у вас нет отца, поэтому я осмеливаюсь… вернее, от души советую вам… переменить направление ума… а в противном случае… вынужден буду… да, да, вынужден буду, — твердо повторил он а ответ на тревожные взгляды сыновей, — принять свои меря…
После ухода отца несколько минут все молчали.
— Если он скажет матери, мне больше у вас не бывать, — проговорил Ванечка, с глубокой грустью глядя на друзей.
— Все равно мы еще встретимся, — сказал Миша.
— Да не может этого быть! — воскликнул Федя. — Вот увидишь, ничего не будет. Он только грозится. Давай-ка лучше повторим все сначала, раз записывать нельзя.
Ваня снова прочел поэму, и Федя повторил те места, которые не запомнил после первого чтения.
— Ну и память у тебя! — восхитился Филя.