Дорога исканий. Молодость Достоевского
Шрифт:
Через секунду оба были на земле. В каком-то упоении Федор наносил удар за ударом. Винников несколько растерялся и только пытался лягнуть его ногой, закрывая руками лицо.
— Господа… Нешто можно драться?
Мгновенно оба вскочили. На них озадаченно, но не без усмешки смотрело простое, каких в России миллионы, ясное и здоровое лицо. Оно могло принадлежать господскому человеку, давно проживающему в городе и чувствующему себя здесь весьма уверенно, или мастеровому, тоже дошлому и лишь по какой-то случайности трезвому в этот поздний час.
— Вот, очень хорошо, — заговорил он, ни минуты не сомневаясь в сочувствии неизвестно откуда взявшегося человека. — Я очень рад…
— И я рад, — тотчас подхватил Винников. — Набросился без всякой причины…
— Без причины? — едва не задохнулся Федор. — Без причины?
— Э, подождите, господа, — все так же усмехаясь, сказал мастеровой. — Давайте по порядку…
— Вот, смотрите, — и Федор, схватив его за руку, решительно потащил к тому месту где по-прежнему жалась к стене едва стоявшая на ногах девочка. — Вот, глядите, — повторил он. — Совсем пьяная…
— Вот оно что! — воскликнул мастеровой, только сейчас увидев девочку. — Так, понятно! — И словно ожидая объяснений, повернулся к Винникову.
— Вы уж там разберитесь, — сразу сбавил тон Винников. — А я пойду… — И он быстро зашагал в сторону.
— Нет, подождите! — крикнул мастеровой, видно теперь уже до конца понявший причину драки. Но Винников не остановился, а напротив, ускорил шаг.
Мастеровой оглянулся, вопросительно посмотрел на Достоевского. Федор понял, что он готов ринуться за Винниковым, догнать его и привести обратно. Но его вдруг охватило вялое безразличие: черт с ним, не перевоспитаешь!
Он слабо махнул рукой. Но мастеровой истолковал его жест правильно. — Ладно, еще бегать за ним! — Слова прозвучали так, как если бы он сказал: «Много еще у нас всякой дряни, за всеми не набегаешься». — Лучше поглядим, — добавил он и, обгоняя Федора, решительным шагом направился к девочке.
Она уже сползла на тротуар и теперь сидела, прислонясь к стене. На Федора и мастерового она даже не взглянула.
— Эй, послушайте… — Мастеровой потрогал ее за плечо. Сударыня или как там вас… Где изволите проживать?
Ирония и сочувствие, отчетливо прозвучавшие в этих словах, еще больше расположили к нему Федора.
Между тем девочка широко раскрыла очень светлые, детской прозрачной глубины глаза и наконец-то посмотрела на подошедших. Однако взгляд этот был тупым и бессмысленным.
— Где живете, сударыня? Ну-ка!
И мастеровой осторожно покачал ее за плечо. Но девочка только пробормотала что-то несуразное.
— Совсем пьяная, — повторил Федор. — Видать, напоили да обманули. Бывают же такие люди…
Он опять разволновался и, стараясь передать мастеровому всю меру своего возмущения, стал рассказывать, как они с Винниковым шли, как увидели девочку, как Винников пытался от него избавиться…
— Выходит, знаете его? — спросил тот.
Федор
— Да нет… Совсем мало… — Он вспомнил Марию Михайловну и решил не доводить дело до полиции: ведь за Винниковым немало и других дел.
— Откель же вы так поздно шли?
— Да вот… Из одного дома. Он, видишь ли, там уже бывал, а я в первый раз…
— Заведение, что ли, какое?
Достоевский промолчал, опустив глаза. Мастеровой окинул его внимательным критическим взглядом.
— Так… Значит, этому… товарищу вашему… все было мало?
— Вот именно! Вот именно — мало! — снова загорячился Федор. — И подумать только, ребенок ведь!
— Это да! — Он снова ниже склонился над девочкой, затем осторожно, бережно поднял ее. Она недоуменно моргнула, но не испугалась, как опасался Федор, а напротив, доверчиво прильнула к широкой груди мастерового, — видно, и она почувствовала его спокойную силу. — Нам бы только адрес узнать.
Однако узнать у девочки адрес не удалось: она сперва снова что-то забормотала, а потом закрыла глаза. И сколько они ни пытались потом будить ее, все было напрасно: только раз, на мгновенье разлепив глаза, она пробормотала что-то вроде «пошли» или «пристали». Федор и мастеровой переглянулись.
Наконец решили, что мастеровой повезет ее к себе и велит жене уложить. А утром доставит домой.
— Да смотри, дома не говори… Придумай что-нибудь, — вдруг сказал Федор.
— Не учите, барин: сами ученые, — независимо ответил мастеровой, прилаживаясь, как удобнее нести девочку. И, видимо желая смягчить свою резкость, добавил: — Не извольте беспокоиться, все будет в лучшем виде. — Опять посмотрел на девочку, прислушался к ее тихому дыханию и улыбнулся: — Да разве я кому зла желаю?
— Как хорошо, что мы встретились. — Федор, сунув руку в карман, нашарил рубль. — Вот, возьми на извозчика.
— Спасибо, — поблагодарил тот спокойно, пряча деньги. — Сами-то поскорей домой бегите, вон как дрожите! — И он снова, как-то удивительно хорошо, по-отечески улыбнулся.
Федор послушался и быстро пошел домой; почти полдороги провожала его эта улыбка.
Лишь в виду безлюдного в этот час, необычно тихого Вознесенского проспекта на него нахлынула давешняя тоска. А там и страх, и горечь, и вновь остро вспыхнувшее недоумение перед сложностями и загадками жизни…
У подъезда он стряхнул с шинели снежные хлопья, но ни тоски, ни страха не мог сбросить с себя. Видно, надолго запомнится ему эта зимняя ночь…
И, только войдя в квартиру и увидев спокойное, ясное лицо спящего Андрюши, он как-то сразу опомнился, пришел в себя.
Дышал Андрюша мирно, ровно и почти неприметно, как дышат только дети или очень хорошие, с чистой совестью люди. Федор взглянул на черневшую за окном ночь, прислушался к еще усиливающимся завываниям ветра и невольно подумал о том, как блаженны те, кто не ведает зла; конечно, писателями они не станут, но зато как же им хорошо и спокойно живется!