Дорога из трупов
Шрифт:
И даже выходцы из Лоскута Фатерланд, мирные и законопослушные люди, вдруг осознали, что их уже много лет страшно угнетают! И, само собой, они вполне справедливо разгневались.
Воры, грабители и прочие обитатели Дыр и Нор ощутили, что грядет пожива.
Так шакалы и грифы всегда предчувствуют чужую смерть.
Завистливое недовольство плыло над городом, и так взбудораженным Гномьим Эхом. Оно пылало в глазах, стучало в сердцах, звучало в чуть более нервных, чем всегда, шагах.
Оно росло и копилось, готовясь пролиться подобно божьему гневу дождем
Время очень уверенно приближалось к полуночи. Но штаб-квартира стражи, что расположена на улице имени Тридцатисемилетия Отрытия Канавы, была ярко освещена и полна народу. Из двери, которая благодаря деформации косяка никогда не закрывалась, вырывался свет и гомон, а еще из нее торчала составленная из Торопливых очередь.
Внутри она шла мимо караулки, поднималась по лестнице и заканчивалась у дверей кабинета МЕНТа.
Дверь, вопреки традициям, охранял не толстый одышливый дежурный сержант, чьим единственным оружием является сердитое лицо и суровый голос, а два молодых бледных стражника. Вид у них был равнодушный, но не скучающий, а настороженный, какой обычно идет в комплекте с подушечками на лапах, клыкастой пастью и стальными мышцами.
Обнаружив поблизости такой вид, разумный человек постарается как можно быстрее удалиться.
Стоявшие в очереди Торопливые скучали и, подобно обычным смертным, коротали время за болтовней.
– Где же это видано, – ворчал тридцатилетний старик Чухельбекер, стоявший в очереди, сидя на табурете, – тридцать новобранцев за один день… а? Когда ж такое бывало… А никогда. Скажу я вам, даже во времена мэра Стального Иоси, когда мы работали сверх нормы… ох и времена были, веселые…
Стариковскую болтовню, как обычно, никто не слушал.
– Надо же, лейтенанта дал! Лейтенанта! Сразу же! – брызгал слюной и махал руками Клячисон. – В первый же день! Я за этот чин годами работал! Не покладая рук, ног и всего остального!
Если быть честным, то Клячисон годами бездельничал, прежде чем ему присвоили лейтенанта. Это знали все и поэтому сочувствовали мало. Но новичку, на второй день службы получившему офицерский чин, завидовали.
Несколько выше по лестнице и ближе к дверям шел другой разговор.
– Выдумали тоже, – бурчал ветеран стражнической профессии. – Проверка этой… как ее, профессиональной гадности… Я и слов-то таких не знаю.
Лексикон ветерана легко уместился бы на паре пергаментных листов, так что стражник не знал еще очень многих слов. Но не подозревал об этом и чувствовал себя прекрасно.
Ровно до сегодняшнего дня.
– Ну, тык, гадность, она ведь… У тебя с ней все в порядке. – глубокомысленно заметил другой ветеран.
– В смысле? – нахмурился первый.
– Ну, гадов всяких ты всегда был горазд ловить, – пояснил второй. – Блох там, вшей и тараканов. Помнишь, как мы с тобой от банды Косого Эдди прятались? Сколько там в доме всякой живности было?
– Помню…
– А вот мы в наши годы, – продолжал брюзжать Чухельбекер, чей мозг привычно варился в соусе воспоминаний, – обходились
Очередь бухтела, сопела и бормотала, словно пребывающий в забытье безумец. Она излучала недоумение, раздражение и обиду. А двери кабинета время от времени распахивались, чтобы отрезать от нее еще один кусочек и выплюнуть нечто переваренное, недавно бывшее стражником.
Почти все выходили из кабинета без оружия, доспехов и признаков разума на лице.
На вопросы прошедшие проверку профессиональной гадности отвечать не могли, только мычали. Лишившиеся работы бедолаги проскальзывали мимо коллег и торопливо исчезали в ночном мраке. Те, кому оставили меч и шлем, выглядели немногим лучше, и толку от них не было никакого.
А в кабинете творилось нечто странное…
Во-первых, любой вошедший сюда Торопливый мгновенно терялся, не уловив знакомого запаха хмельного. Аромат браги обитал тут давно, и вывести его не могли ничем, хотя испробовали даже магию. А вот теперь он исчез, словно новый хозяин не пришелся ему по нраву.
Оставалось только гадать, перебрался ли запах в фамильный особняк Игга Мухомора или отправился гулять по улицам.
Вместе с запахом пропала висевшая на стене доска с гербом Мухоморов и портрет мэра. Зато на девственно-чистом ранее столе появилась устрашающего вида чернильница и пачка пергаментных листов.
А за столом сидел Форн Фекалин.
– Проходи, – говорил он очередному явившемуся на проверку стражнику. – Та-ак, ты у нас кто? А?
– Сержант Грабляк! – отвечал Торопливый, пытаясь вспомнить, что обозначают слова «встать по стойке «смирно».
Под взглядом нового МЕНТа почему-то именно они приходили в голову.
– Очень хорошо. – Тут Форн Фекалин позволял себе улыбку, после чего начинал задавать вопросы.
Говорил он негромко, даже ласково, но из углов ему вторило странное шепчущее эхо. Услышав его, стражники, умевшие справляться с любым страхом (обычно путем бегства от него), теряли всякую способность здраво соображать. Они что-то отвечали, демонстрировали свое оружие и то, как умеют с ним обращаться.
А затем везунчики оказывались снова в коридоре, одержимые желанием выпить кружку самогона покрепче. В голове у них эхом звучал последний приказ: «Завтра утром явиться трезвым и с полной выкладкой».
Те, кому не повезло, выпить хотели еще сильнее, только голос у них в голове шептал другое: «Сдай снаряжение! Ты уволен!»
И в том и в другом случае одним клиентом в каком-то из близлежащих баров становилось больше. Кабатчики протирали стаканы и гадали, что за эпидемия ныне обрушилась на городскую стражу.
Или с завтрашнего дня Торопливым запретят пить вовсе?
Городской арсенал возвели много тысячелетий назад, когда Ква-Ква был обычным городом и у него даже была армия. Потом здание несколько раз расширяли, чтобы внутрь поместились запасы вооружений и захваченные у врага трофеи – знамена, щиты генералов и прочая дребедень.