Дорога к счастью
Шрифт:
– Я лично прикажу тебя выпороть! – зло крикнул исправник. – За твою неслыханную дерзость! – и зло топнул сапогом о пыльную землю.
– Вы хотите в угоду панам за разбитый шинок на общество повесить долги, – возмутился глава общины Долгаль, – а нам потом всем селом горбатиться за них. Мы пришли с миром, и единственное, чего мы хотим, – вручить прошение уездному голове о закрытии наших шинков. Да еще чтобы оставили нас в покое.
– И пусть Давид ответит за украденные гроши! – зычно крикнул Федор Сковпень. –
Давид, вжав голову в плечи, опустил глаза в землю и поспешно спрятался за спины солдат.
– Вы что, не понимаете, о чем вам говорят?! – рассвирепев, заорал исправник. Лицо его вспыхнуло, на шее надулись толстые жилы, глаза налились кровью.
Легкий гомон пробежал над толпой, кто-то громко выкрикнул:
– Пускай всех забирают, и баб, и ребятишек.
– А ты скажи нам, что шинки закроют и долгов на нас не будут вешать за разбитый кабак, – требовательно сказал Харитон. – Иначе мы сейчас его по новой разнесем.
– И больше не будете казаков принуждать пить! – закричала не своим голосом Анна, крепко держась за руку дочери.
– Хватит! Натерпелись! – поддержала ее Меланья.
– Поручик! – крикнул исправник, махнув рукой. – Пустой разговор, приступайте к выполнению своих обязанностей.
Поручик верхом на коне выехал перед сходом. Его серая кобыла остановилась, но неспокойно перебирала ногами, фыркала ноздрями, косила глаза на собравшихся.
– Господа казаки и крестьяне, предлагаю всем разойтись по домам и жить, как прежде, в согласии с совестью и выполнять все требования властей и ваших помещиков.
– Давайте подобру все решим, – предложил Демьян Руденко, – да мы по домам и разойдемся. Ни к чему нам с армией тягаться.
– Если вы не выполните мои требования, то согласно данным мне полномочиям я вынужден буду отдать приказ – стрелять на поражение, – быстрым движением руки поручик выхватил из кобуры револьвер.
– В кого стрелять собрались? – возмутилась Анна. – В баб да детей?
Она развернула платок, достала икону и, держа обеими руками, выставила ее перед собой:
– По Богородице стрелять не посмеете!
– Тогда расходитесь! – громко крикнул казачий старшина, и они вместе с исправником быстрым шагом ушли за строй солдат.
– Вы ж посмотрите, что вы с нашими мужиками сделали! – закричала вдруг Авдотья. – В нелюдей обернули!
Мария Грибова схватила ее за руку:
– Ты что, одурела? Ханенко тебя до смерти забьет, а заодно и Еремея. Детишки с кем останутся?
– А мне уже все равно. Жизнь опостылела.
Отец Дионисий, однако, не пожелал вместе с исправником и казачьим старшиной прятаться за спины солдат. В белом холщовом подряснике, в епитрахили и камилавке, начищенных сапогах он направился к толпе недовольных. Встал во главе ее и поднял руку, обращаясь к
– Господин офицер, выслушайте меня.
– Да, батюшка, говорите.
– Господин офицер, уведите солдат, и мы уйдем с миром.
– Я не могу, у меня приказ – арестовать зачинщиков. Мы уйдем, а вы учините разгром да спалите питейные заведения. Меня тогда отдадут под суд.
– Да разве можно создавшуюся ситуацию до смертоубийства доводить? – даже его борода затряслась от негодования. Он опустился на колени перед солдатами. – Прошу вас, – дрожащим хриплым голосом произнес он и воздел руки к небу, – ради всех святых, оставьте эту затею, не стреляйте в людей.
– А что делать? – пробормотал себе в усы исправник и повернулся к казачьему старшине. – Эти скоты только силу понимают.
– Но мы-то люди крещеные, – возразил Василий Хлам. – Не хотелось бы смертный грех на душу брать, тем более вам, Федор Петрович, отвечать за все придется.
А батюшка все молился. Он молил не за себя, он неотступно просил за своих прихожан.
Офицер соскочил с коня, подошел к нему, помог подняться:
– Ну, будет вам, батюшка, шли бы вы в храм, неужели у вас там нет никаких дел?
– Мое дело здесь, – твердо сказал священник и встал возле Анны.
– Не верьте им! – надсадно кашлянул и хрястнул палкой по пыльной земле Терещенко. – Солдаты не будут в баб да детишек стрелять. Да и батюшка с нами, а значит, и бог.
– Расходись! – зычно крикнул поручик, снова усевшись в седло. – Стрелять прикажу! – и пальнул из револьвера в воздух.
– Да что мы с ними цацкаемся! – закричал Харитон. – В прошлый раз жандармов разогнали и сейчас не побоимся, – он поднял камень и запустил в солдат. В строю раздался крик.
– Бей жандармов! – закричал Сковпень. – Громи шинок!
– Взвод! – звонко крикнул поручик, судорожно стиснув зубы. – Целься! Пли!
Над головами засвистели пули. Бабы закричали, дети громко заплакали. Вороны взлетели с деревьев и, громко каркая, полетели к поскотине.
Исправник с бурмистром ехидно засмеялись.
– С кого смеетесь, кровопийцы? – закричала на них Анна, прижимая одной рукой икону к груди, а другой держа за руку дочь.
– В последний раз требую разойтись по домам! – закричал поручик.
– А ты нас не пужай! – вспыхнул ненавистью Харитон. Он уже забыл, что жена и дочь стояли рядом с ним, подвергая себя смертельной опасности.
Сковпень, сдвинув брови на своем морщинистом лице и сощурив от негодования подслеповатые глаза, неистово закричал:
– Вот попомните, ироды, придет заступник христиан Стенька Разин!.. Он придет, непременно придет, господ и панов покарает. Ему нельзя не прийти, нашему благочестивому заступнику. Будет вам тогда кара божия за ваши злодеяния и грехи!