Дорога к счастью
Шрифт:
Тронул за плечо заснувшего сына:
– Степа, вставай, приехали. Беги, сынок, в хату.
Тот протер кулаками глаза, потянулся и легко соскочил с телеги. Поздоровался с дядькой и убежал. Моисей распрямил затекшие ноги и выжидающе смотрел на свояка.
– Был сегодня у меня на кузнице мужик из Лотаков, просил скоб ему изготовить на дом. Так он гуторил, что Ханенко переселяет своих крестьян к винокуренному заводу, чтоб там обживать новые деревни. И мужик тот поехал туда жить, хату стал строить, а скоб в округе шаром
– Во как! С чего это вдруг? – выжидающе смотрел Моисей.
– Захотелось пану завод на всю катушку раскрутить. А для этого картошки дюже много сажать надо.
– Вон холера какая. Мало людей от водки сошло в могилу, – вдруг Моисей спохватился: – О-о! Так это что получается: новая земля – новая жизнь?
– А я тебе про что гуторю.
Оглянувшись по сторонам, не слушает ли их кто, Андрей почти шепотом стал толковать своему свояку Моисею, чтобы тот попытал счастья со своим семейством на новой земле.
– Так я же свободой своей поплачусь, – опешил Моисей. – В крепость попаду.
– Ну и что, зато земля у тебя будет, нужды ни в чем знать не будешь. А тут что? Батрачишь как проклятый от урожая до урожая, как нищий, куску хлеба радуешься. Хорошо, что меня кузница выручает. Тем более, говорят, что скоро царь-батюшка власть панов над крестьянами отменит, а ты с землей останешься. А здесь тебе не выжить.
– Да думал я об этом, не дай бог, рожь не уродится или бульба сгниет, помрем с голоду, – он в задумчивости почесал голову. – Ну и задал ты мне задачу. А как же дом? Хозяйство?
– Дом оставь брату Ефиму с семьей. Скотину разделите по совести.
– Как же так, я родился и вырос здесь, в этом доме, тут каждый куст меня знает, каждая пядь земли родная, а теперь ехать куда глаза глядят?
– Як на мою думку, – уперся в свояка взглядом Андрей, – семья у тебя большая, все казаки народились, а у Ефима – одни девки. Кто ему земли столько даст? Надо идти к бурмистру в Лотаки, пана-то по таким пустякам ни к чему беспокоить. Времени до утра много, так что подумай.
Моисей стал распрягать лошадь. Подошла Меланья:
– Чего Андрей приходил?
– Взяла бы да и спросила сама, – не прерывая работы, ответил Моисей. – Иди лучше приготовь поесть.
– У тебя жена есть, вот и командуй ей, – фыркнула невестка.
Ужинали молча. Накормив детей, отправили их спать, за столом остались Ефим с женой и Моисей с Прасковьей.
Моисей доел остатки вареной картошки, запил кружкой молока. Задумался, перебирая деревянные, с обкусанными краями ложки. От напряжения сошлись на лице морщины, и он, с трудом справляясь с охватившим его волнением, спокойно рассказал домашним о предложении свояка Андрея.
– Батюшки! – обрадовано воскликнула Меланья. – Неужто земли нам прибудет? Да и в избе просторнее станет.
– Цыц! – сердито оборвал жену Ефим. – Еще никто никуда не уехал, а она уже радуется.
Прасковья,
– И впрямь терпежу никакого нету.
– Оно так хорошо было бы, но надо попуститься всем, чем наши отцы жили. Страшно подумать: сняться с насиженного места и в крепость по собственной воле попасть… Жалко трудов своих, да и боязно: как там встретят?
Ефим закряхтел, потупился и угрюмо сказал:
– Не надо жалеть, пропадем мы здесь вместе. А солнце всех греет, и там тебе землю дадут. Живи и радуйся. Только свободы меньше, а мы сейчас здесь на пана работаем не покладая рук. То за покос, то за дрова… Там так же будешь работать, да только одна радость – земли будет вдоволь.
7
Стал Моисей с утра одеваться во что почище. Прасковья достала из сундука старую отцовскую косоворотку, новые лапти и штаны.
– Ну вот, готов, можешь идти, – похлопала нежно по плечу жена.
Вышли во двор. После ночного дождика румяной свежестью начинался новый день. За деревней над дорогой изогнулась разноцветная радуга.
– Это добрый знак, – сказала Прасковья. – С богом!
Забросив котомку с харчами за плечи, в новых лаптях Моисей отправился в путь.
В Лотаках, как и в Дареевске, заметил он, не только кабак есть, но и церковь, и заезжая изба. Как хвастливо объяснил ему проходящий мимо крестьянин, в избе волостное начальство останавливается, когда бывает наездами.
В центре на высоком кирпичном фундаменте стоял дом управляющего помещичьим имением. Это было двухэтажное деревянное строение. Спереди располагался липовый парк, обсаженный березовой двухрядной аллеей. Внутри усадьбы был разбит сад, огород, вырыт пруд, стояли коровник и свинарник.
Во двор вошли крестьянки сдавать оброк. В лукошках несли яйца, в березовых туесах – топленое масло. Под навесом возле амбара два крестьянина разгружали телегу с мешками. Прислуга укладывала мешки в штабеля. В сусеках темнела рожь, золотился овес, а рядом на деревянных прокладках стояли бадейки с маслом, лежали тюки гусиного пера и кучи невыделанных скотинных шкур. Посреди двора за столом, укрывшись от солнца широкой соломенной шляпой, сидел учетчик и аккуратно записывал в тетрадь фамилию крестьянина и количество сдаваемого оброка.
Бурмистр стоял на крыльце – в высоких сапогах, светлой холщовой рубашке, на голове – армейская фуражка, из-под которой выбивались седые пряди волос. Это был рослый человек с круглым обрюзгшим лицом и большим животом. Из-под лохматых бровей он внимательно разглядывал приходивших во двор людей.
– Доброго здравия, Богдан Леонтьевич! – подойдя к крыльцу, поклонился Моисей.
Окинув сердитым взглядом подошедшего, Богдан Ющенок слегка кивнул:
– С чем пожаловал, православный?