Дорога к звездам
Шрифт:
Тут Яша не выдержал. Он чуть не лопнул от смеха. Борис тоже захохотал. Хохот двух голосов, исходивших из чрева одного человека, окончательно перепугал старушку. Ноги у нее подкосились, и она села прямо на порог.
В это время в дверях показалась мать Женьки Мачнева, маленькая, толстенькая, но очень подвижная женщина с заплывшим лицом. Она перепугалась еще больше старушки и заголосила так громко, что в подъезде поднялся переполох. Захлопали двери и внизу и вверху. Прежде чем друзья успели сыграть отступление, на шум из соседней квартиры выбежал незнакомый здоровенный мужчина. Он спустил их с лестницы, а так как плащ
Двое мужчин сошлись у дверей школы № 14, один худой, среднего роста, в серой засаленной шляпе. Другой тоже худой, но низенький и юркий, в синей шляпе. У обоих были высокомерные остроносые лица. Только у низенького голова была покрупнее и глаза побыстрее.
Предупредительно приподняв шляпу, низкий пропустил высокого в двери. Тот принял это как должное, едва наклонив в знак благодарности голову. У кабинета директора школы низкий опять пропустил своего спутника вперед.
Нина Романовна сидела за столом и слушала Ирину, которая забежала только на минутку. Ира стояла около кресла директора и теребила в руках синенькую вязаную шапочку.
— Товарищ Мачнев? — удивилась Нина Романовна, увидев низенького мужчину. — Давненько вас в школе не видели. Проходите, пожалуйста. Садитесь. И вы ко мне, Григорий Григорьевич? Прошу, садитесь.
— Извините меня, Нина Романовна, — сразу приступил к делу Мохов, — я вынужден опять, — он сделал нажим на слове «опять», — опять обратиться к вам с жалобой на вашего, — нажим на «вашего», — на вашего ученика Якимова.
— Позвольте, позвольте, — заерзал на стуле маленький мужчина, — я также пришел жаловаться на этого безобразника Якимова и его соучастника Сивкова. Нет, вы только вообразите: они вчера насмерть перепугали старушку, мать моей жены, то есть мою тещу, особу чрезвычайно чувствительную и суеверную. Я решительно протестую.
Торопливо выбрасывая из себя слова, отец Женьки Мачнева рассказал о проделке Яши и Бориса. Ирина, до боли прикусив губы, стала смотреть себе в ноги. Ей стоило неимоверного труда сдержаться от смеха.
За поблескивающими стеклышками пенсне директора школы тоже появились было лукавые искорки, но Нина Романовна быстро справилась с собой и укоризненно взглянула на Ирину. Над старостью шутить не следовало, поступок Якимова и Сивкова заслуживал, конечно, самого строгого наказания.
Григорий Григорьевич слушал Мачнева-старшего с полнейшим равнодушием. Положив на колено шляпу, он постукивал носком ботинка по полу и казался погруженным в собственные мысли. Однако он переживал трудно сдерживаемое, рвущееся наружу злорадство, к которому примешивалось еще одно чувство — чувство обвинителя на суде, одержавшего после долгой борьбы верх над защитой.
Получив заверение, что виновные будут наказаны, Мачнев-отец покинул кабинет директора. Наступила очередь Григория Григорьевича. Продолжая постукивать носком ботинка по полу и глядя поверх головы Нины Романовны, он сухо произнес:
— Якимов и его сообщник Сивков совершили у меня кражу. Они похитили принадлежавшую мне лично флуоресцирующую соль, чтобы совершить еще один хулиганский поступок —
Мохов кивнул на дверь и выразительно умолк. Ирина переглянулась с Ниной Романовной. Неприязнь руководителя технической станции к Яше Якимову начинала приводить ее в недоумение.
— Вы обвиняете Якимова в воровстве? — поразилась она.
— Совершенно верно!
— Но это немыслимо!
— О, я не удивляюсь, если и вы и рассказ о проделке над старушкой сочтете за вымысел. — Григорий Григорьевич зло усмехнулся. — Я не понимаю, — он вдруг повысил голос, — почему этого будущего уголовного преступника покрывают и поощряют? Меня все это начинает удивлять и… возмущать. Очевидно, мне следует обратиться в более высокие инстанции.
— Очевидно, вы сами не знаете, чего хотите, — вспыхнула Ира. — Ябедник вы отличный, а вот руководитель… никудышный.
— Поп-просил бы вас не забываться! — Григорий Григорьевич вскочил на ноги и вскинул голову. — Д-дев-чонка…
Круто повернувшись, он вышел из комнаты.
— Дела-а-а… — протянула Нина Романовна. — Голова кругом идет. Но из Якимова и в самом деле какой-то технический хулиган растет. Я так часто вынуждена вызывать его родителей, что не знаю, какие теперь принять меры. Родители щадят его из-за слабого здоровья, а мальчик, видно, злоупотребляет этим. Что же… Мохов на этот раз прав: Якимову следует запретить посещение технической станции.
— Нет! — вскричала Ирина. — Только не это!
— Отчего же?
Нина Романовна сняла пенсне и поглядела на Ирину удивленными близорукими глазами.
— Оттого, Нина Романовна, что вы отнимете у Яши самое дорогое для него. Вы лучше меня должны знать, с какой страстностью увлекается он постройкой моделей, как замечательно они у него получаются.
— Но Григорий Григорьевич так настаивает…
— Вот и странно, что настаивает… исключить Якимова из технической станции… Нет уж! Я решительно против. Буду воевать с вами и с кем угодно, кто будет настаивать на этом.
— Ка-а-ак ты за него вступилась! — засмеялась Нина Романовна. — Я что-то прежде в тебе такого энтузиазма не замечала. Чем тебя обворожил Якимов?
Ирина потупилась и пожала плечами. Не такое уж предпочтение отдает она Якимову. Просто она не хочет, чтобы мальчика лишали того, что может определить его будущность. Яша наверняка станет замечательным инженером, а наказать… наказать надо, разумеется, только не так больно.
— Ох, либерал, либерал, — покачала головой директор школы. — Мало тебе разве самой влетало, когда ты училась в нашей школе?
— Но вы же сами и внушили, Нина Романовна, что главное для нас человек и человеческое отношение к нему.
— Тебя не переспоришь. — Директор надела пенсне, и веселые огоньки в ее глазах спрятались за блестящими стеклышками.
Долго еще они обсуждали, как следует поступить с Якимовым. Было решено, что Нина Романовна все-таки вызовет его родителей, а Ирина поставит в известность комсомольскую организацию школы.
Яша оказался между двух огней. Мать после разговора с директором вернулась домой расстроенная. Директор заявила, что ей уже надоели бесконечные жалобы на проделки Яши, и просила принять самые радикальные меры, покуда дело не дошло до исключения из школы. Но на какие меры могла решиться Анна Матвеевна? Ни она, ни отец и прежде не наказывали его.