Дорога к звездам
Шрифт:
— Борис, — сказал Михаил, — иди на стройку, раз она тебя завлекла по-настоящему.
На другой день Борис, пряча глаза, подал Якову заявление об увольнении. Яков, так же не глядя на товарища, расписался и сухо обронил:
— Иди к Андронову. Я уже ему все объяснил, он согласился.
И отвернулся. Ему больно было видеть радостный блеск в глазах Бориса. Яков так хотел видеть в нем товарища в своих будущих исследованиях, но вспомнились слова Михаила. Видно, не забыть их уже никогда. От товарища такое не забывается.
Без
Вечером он едва дождался возвращения Бориса. Утром Яше казалось, что Борис для него вообще исчез, растворился. Нет, привязанность к товарищу стала еще крепче.
Каково же было его удивление, когда он увидел Бориса расстроенным.
— Что, неужели отказали? — спросил Яша.
Борис с остервенением отмахнулся и в сердцах швырнул кепку в угол прихожей.
— Видно, мне всю жизнь будет солоно, — сказал он. — Чтоб оно провалилось все на этом свете…
— Да ты объясни толком.
— Принять-то меня приняли с распростертыми объятиями, да вот начальником у меня знаешь кто будет?
— Ну?
— Дядя Коля.
Яков даже отшатнулся от Бориса. Действительно, его прямо какой-то злой рок преследует.
— Давай обратно, — посоветовал Яков. — Я все устрою.
— Обратно? — Борис сжал кулаки. — Дудки, Марья Ивановна. Мы еще посмотрим, кто кому дыхание вышибет. Со стройки я теперь только в могилу.
Рослый, широкоплечий, Борис сегодня удивил Якова. От него веяло такой силой и таким упрямством, что лучше было не становиться у него на пути.
Вскоре стремительное течение новых дел захлестнуло Якова, отвлекло от мыслей о Борисе.
Третьего апреля отменили очередной субботник. Глазков собрал обе смены в служебном помещении. Выражение лица, с каким он ожидал наступления тишины, многих заставило насторожиться.
— Так вот, друзья мои, — сказал он, — дирекция комбината и партийная организация просили меня довести до вашего сведения, чрезвычайно важную весть: наш комбинат получил задание от Государственного Комитета Обороны освоить выплавку специальной бронебойной стали…
На другой день цех запестрел плакатами и призывами в срок и на «отлично» выполнить ответственное задание, которое поможет одержать победу над врагом.
— Это будет сталь победы, — сказал Глазков на совещании.
Освоение нового сорта стали решили поручить Стешенко. Сталевар повеселел, еще шире расправил свои и без того широкие плечи.
— Держись, Дмитриевна! — сказал он Любе. — Великое дело будем делать. Может, эта сталь всю войну обратным ходом повернет. А?
Люба поджала губы, пригладила завитушки волос за ухом: нам, мол, этого разъяснять вовсе не требуется.
У третьей печи рядом со сталеваром теперь бывали технологи, приходил
Первую плавку принял сам Глазков. Сигнал на выпуск стали подал Любе главный металлург завода. От Глазкова не отходил и Кашин. Старший электрик проявил необыкновенную деловитость, интересовался результатами анализов, вместе с Любой стоял за пультом, покрикивал на Якимова, приказывая ему не отходить от электромоторов.
А тут в новом литейном цехе начался монтаж оборудования.
«Вот когда можно по-настоящему освоить автоматику», — решил Яков и отправился к главному металлургу за разрешением. Ему охотно позволили и присутствовать при сборке и непосредственно участвовать в ней.
Монтажом руководил Гоберман. Он очень одобрительно отнесся к намерению Якова, объявил, что сам будет консультировать его по всем вопросам конструкции. Между юным монтером и старшим конструктором с первого дня их встречи на комбинате установились дружеские отношения.
Но, пожалуй, Яков слишком увлекся. Следовало щадить себя, помнить о головных болях, которые нет-нет да и давали о себе знать.
В тот день, когда третья печь поставлена была на пробную плавку специальной стали, Яков вышел в ночную смену, хотя день провел на сборке автоматики. Для увлекающегося человека время идет незаметно. Якову едва удалось выкроить полтора-два часа, чтобы съездить домой пообедать. О сне уже нечего было и думать. Впрочем, Яков особенно и не горевал об этом. В работе ночь проходит незаметно, быстрее, чем дневная смена, а уж завтра он отоспится сразу за все.
На комбинат Яков приехал в половине первого ночи. С мастером Юркиным он пошел из кабины в кабину, от печи к печи. В приеме смены Яков был очень придирчив. Он научился замечать малейшие технические неполадки.
— На второй печи искрят щетки среднего мотора, — сказал он Юркину. — Притирайте.
— Да они и до нашей смены искрили, — оправдался Юркин.
— Притирайте! — упрямо повторил Яков. — Иначе смену не приму.
— Ч-черт… — пробормотал Юркин.
На третьей печи все было в порядке. Люба уже стояла у пульта. Странная неподвижность девушки, ее окаменевшее лицо с мутными заплаканными глазами сразу привлекли внимание Яши.
— Что с тобой, Люба?
— Ничего, ничего, — тихо и торопливо ответила Люба.
— Ты уж со мной сначала покончи, — заворчал Юркин. — Ребята спать хотят.
— Люба, слышишь? — Яков взял ее за руку, — Ну?
— Отец… — шепнула она, и из глаз ее покатились слезы.
— Дмитрий Васильевич? Что? Говори же!
— Над Берлином…
— Любушка! — Яков порывисто прижал девушку к своей груди. — Любушка моя…
— Сбили, значит? — негромко спросил Юркин.
— Антонина Петровна знает?