Дорога к звездам
Шрифт:
Вопрос о Дворце показался членам бюро нелепым и неуместным. Немцы готовили новое наступление на юге. Фронт требовал танки и снаряды во все возрастающем количестве. Южноуральский металлургический комбинат принял на свои плечи основные тяготы в изготовлении броневой стали. Напряжение в работе комбината достигло, казалось, своего предела. Люди иногда сутками не выходили из цехов. И вот пороги райсовета и парткома вдруг начинает обивать какой-то чудак из строительного треста с предложением продолжить строительство Дворца культуры.
В начале разговора на бюро этот человек
Марк Захарович начал понимать Сивкова лишь после того, как директор спросил: «Не вы ли проектировали второй монтажный цех?» Сивков пробурчал что-то вроде «У-гм». — «А четырнадцатый жилой дом?» Оказалось, что и четырнадцатый дом проектировал Николай Поликарпович. Оба проекта были выполнены в невиданно короткий срок.
Глазков любил живопись, немного разбирался в архитектуре. Он с любопытством посмотрел на Сивкова. Спроектированный им новый литейный цех имел прекрасную планировку, был светлым, просторным помещением и вообще задуман талантливо.
Марк Захарович с особенным вниманием просмотрел разложенные по столам чертежи проекта.
— Позвольте, позвольте! — удивился он. — Насколько я помню, принятый проект выглядел иначе.
— Зачем бы мне потребовалось приносить вам то, что уже принято? — насупился Сивков. — Я изменил по-своему. Так будет и красивее и дешевле. Мой проект дает экономию на двадцать процентов. Это почти три с половиной миллиона рублей.
Но вся поза Сивкова и выражение его лица говорили: «Плевать мне на экономию. Вы посмотрите, какую красоту я вам предлагаю. Не каждому суждено увидеть такое. Я хочу строить Дворец. Дайте мне его закончить!»
— А ведь очень неплохо получилось! — вырвалось у Глазкова, и Николай Поликарпович почувствовал в нем союзника.
Пока шло обсуждение — оно сводилось к тому, что члены бюро ломали головы над тем, как бы растолковать упрямому Сивкову невыполнимость его предложения, — Глазков все более заражался идеей достройки Дворца. Но им руководили иные мотивы. В поселке непрерывно прибывал народ, хотя очень много молодежи ушло на фронт. Однажды вечером Марк Захарович заглянул в клуб и был приятно удивлен: там оказалось полно. Молодежь пела песни и танцевала. И как ни было трудно в цехе, трудно с питанием, жильем, одеждой (да и с чем только не было трудно!) старый деревянный клуб не вмещал всех желающих отдохнуть. Война не заглушала песни, не наводила уныния. Песня! С ней люди идут на смерть, на подвиг!
Среди многих десятков новых многоэтажных жилых домов поселка причудливое здание клуба, похожее на барак, выглядело нелепым, оно торчало, как бельмо на глазу.
А разве труженики комбината не нуждались в настоящем
Дворец был нужен, как хлеб, как снаряды, как выступление артистов на фронте. И главное — строительство Дворца уже было начато. Из окон квартиры Глазкова открывался вид на серый дощатый забор, за которым среди холмов мусора и кирпича возвышались красные кирпичные стены. Их едва успели поднять над землей до половины первого этажа. Оконные перемычки напоминали разрушенную колоннаду среди древних раскопок. В строительство уже вложены сотни тысяч рублей. Все это будет теперь подвергаться разрушительному действию времени.
— Здравствуйте, Марк Захарович!
Глазков очнулся от размышлений. Подняв голову, он узнал Бориса Сивкова.
— А, беглец, здравствуй, — приветствовал он Бориса. — Как работается на новом месте?
— Ничего, Марк Захарович, не плохо. Уже наружную кладку доверили. Норму даю, запросто.
— Молодец, Сивков. Постой… Сивков? Так это не твой ли родственник в строительном тресте работает?
— Ага. Мой дядя.
— Так, так, так… По его стопам пошел?
— Ну, нет, дядя тут ни при чем. У меня своя дорога.
— Только что на бюро обсуждали его проект достройки Дворца культуры. И, знаешь, очень толково сделано. Светлая голова у Николая Поликарповича. Он настоящий художник. А ты чего усмехаешься? Проект отклонили: некому заниматься достройкой,
— Ну и правильно сделали.
— Однако смотрю я на тебя и думаю: зря проект отклонили.
— Как так?
— Да очень просто. Ты комсомолец?
— Ясное дело.
— Сегодня сильно устал?
— Ничего, изрядно. Кому мало, могу поделиться.
— А если бы тебе сейчас дали срочное задание выложить эдак еще сотни четыре кирпичей?
Борис сдвинул кепку на глаза.
— Ну, если уж очень срочное…
— Так вот — дядин проект в твоих руках. Ишь, глаза раскрыл. На стройке сколько гавриков вроде тебя? Тысячи! Что вам стоит три, четыре часа отдать на Дворец? А тут еще и комсомольцы нашего комбината поддержат. Выход? — Выход.
Марк Захарович и сам обрадовался: как этого сразу не сообразил? Молодежи только подскажи — горы своротит.
А Борис хлопал глазами, открыл рот от удивления. Последнее время он всячески избегал встречи с дядей, хотя словно нарочно попадал ему на глаза. Он не мог не заметить происшедшей перемены со своим бывшим опекуном, но вовсе не думал разбираться в ее сути. Совесть так и не простила Борису украденных когда-то вещей. Пусть поневоле, но все-таки он был вором. И каждая встреча с дядей воскрешала в нем эти унизительные воспоминания.
Слова Марка Захаровича оглушили Бориса. Строить Дворец! Да тут наплевать и на дядю. У юноши сперло дыхание, не зная, куда девать руки, пришедшие в движение, он то засовывал их в карманы, то поправлял кепку, ощупывал пуговицы. Глазков словно указал ему цель жизни — выстроить такой красивый Дворец, чтобы весь город ахнул!