Дорога к звездам
Шрифт:
Ни в истории металлургического комбината, ни вообще в истории города Южноуральска не случалось чего-нибудь более удивительного. На стройку Дворца пошли не только комсомольцы. Желающих нашлось больше, чем нужно.
В конторе строительного треста составлялись довольно любопытные штатные ведомости. Получился внушительный дополнительный список «сезонных рабочих» в две тысячи триста человек. Здесь были и конструкторы, и бухгалтеры, и слесари. Но в ведомостях они значились уже под новыми профессиями: каменщиками, штукатурами, плотниками, столярами, стекольщиками.
И вот случилось, что Борису
— Справлюсь… запросто.
Вечером он явился домой с грудой книг под мышкой.
— Ого! — удивился Яков. — Что это может означать?
— Участок мне поручили, — скромно пояснил Борис. — Вот решил почитать кое-что. Понимаешь, — оживляясь, добавил он, — дали мне бригаду: двух бухгалтеров, токаря, четырех копировщиц. Они раньше и кирпича в руки не брали. Перепачкались, с ладошек кожу посдирали. А мне все-таки руководить надо, отвечать за свой участок.
— Разве не прораб руководит?
— И прораб, конечно. Да ему хоть разорвись. Надо самому привыкать. Ты… не поможешь мне? Тут в книгах много такого… понимаешь… с математикой. Ну хоть и не с высшей, а все-таки.
— Ясно. Помогу.
— Вот хорошо, — повеселел Борис и неожиданно добавил: — А дядя Коля снова изменения в проекте ввел. Такая красота… Эх, научиться бы самому проектировать! И как он успевает за всем строительством следить, ума не приложу.
— Хочется?
— Ох, не говори, Яков. Иногда сплю и вот причудится, будто стою за чертежной доской, а на чертеже, как по щучьему велению какие-то здания появляются, в красках.
Значит, прямая тебе дорога в архитекторы.
— Вот бы война поскорее кончалась.
Строительная площадка Дворца теперь с утра до вечера кишела людьми. Машины увозили мусор, а возвращались с кирпичом, с лесом.
Майское солнце припекало, пыль оседала на свежей зелени деревьев, на траве. Ожившая стройка шумела бетономешалками, стуком молотков, треском электросварки, лязгом металла. Но главное — люди. Их было много, они были всюду: с лопатами на расчистке площади, с топорами на возведении лесов, с лопатами на укладке кирпича.
Не все шло гладко. Получалось много лишней сутолоки. Стройтрест оказался в необычной роли. Приходилось строить и обучать, обучать и строить.
4
Яков стоял рядом с Глазковым и через щиток с синим защитным стеклом смотрел, как тяжелая огненная струя стекает в ковш. Брызги расплавленного металла бились о фермы цеха, и от их ударов вспыхивали веера лучей. Лучи мгновенно обрывались, а вниз уже сыпался дождь меркнущих искр. В синем стекле струя казалась молочно-белой, а люди походили на замерших призраков.
— Легче, легче! — командовал Глазков регулировщице, наклонявшей печь, и, приблизив губы к уху Якова, прокричал: — А хорош подарочек фронту. Немцы зубы о нашу сталь обломают.
Отношения между Глазковым и Якимовым становились все более дружескими. Происходило это не только потому, что старший электрик должен был постоянно общаться с начальником
Случалось, что Марк Захарович заставал Якова в дверях химической лаборатории. Юноша пристально наблюдал за работой лаборанток, словно желая постигнуть секрет анализа и не решаясь в то же время забивать себе голову ненужными вещами.
— Что? — пошутил Марк Захарович. — Не хочешь ли и здесь ввести автоматику?
— Если бы можно было, так и ввел бы, — отозвался Яков.- На анализ четверть часа уходит за смену на печь. Хорошо бы сократить.
— О спектральном анализе слышал?
— Слышал. Применяется он в астрономии, в исследовательских лабораториях.
— Это да. А вот перед самой войной его начали вводить в металлургии. Харьковский оптический институт им занимается. Обещали они как раз то, о чем ты сейчас говоришь.
Из кармана пиджака Якова постоянно торчала какая-нибудь книжонка. Иногда Марку Захаровичу удавалось прочесть название. Его немножко удивляло бессистемное чтение юноши: в карманах Якова оказывалась то астрономия, то история какого-нибудь технического открытия, то новинки авиации и реактивной техники. Гораздо реже примечал Глазков электротехническую литературу и вовсе не замечал книг по химии. Оттого он и удивился, увидев Якова в химической лаборатории.
Однажды из кармана Якова выпала тоненькая брошюрка. Глазков поднял ее и, прежде чем передать Якову, раскрыл. Он увидел строчки, жирно подчеркнутые красным карандашом, а на полях ярко-красные «птички», знаки восклицания, сокращенные слова. Значит, юноша не просто читал, но изучал, вдумывался. Брошюрка называлась «Теория вертикального полета ракеты». Изложение было чисто инженерное, построенное на основе интегральных уравнений и векторного анализа. Посмотрев на обведенные красным карандашом формулы, Глазков сделал губы трубочкой и недоверчиво покачал головой.
— Сколько классов ты закончил? — спросил Марк Захарович, передавая брошюрку Якову.
— Девять с хвостиком, — ответил Яков. — А что?
— Как же ты умудряешься читать такие вещи?
— Умудряюсь, — улыбнулся Яков. — А разве нельзя?
— Не морочь мне голову, Яков, — рассердился Глазков. — Чтобы понять интегральное уравнение, нужно закончить первый курс института.
— А я его и закончил… еще до окончания девятого класса.
— Чтоб тебя! Ты решил вывести меня из терпения. Это не хорошо, Яков. Я почти втрое старше тебя.