Дорога-Мандала
Шрифт:
— Во всяком случае, хорошо бы сначала проверить всё самому. Так бы ты скорее усвоил особенности нашего ремесла, — с энтузиазмом присоединился к брату и отец.
Этот неожиданный поворот в разговоре привёл Асафуми в замешательство. Он думал, что покамест будет лишь помогать в торговле отцу и брату. Не найдясь с ответом, он молчал.
— Я-то думал, что отец перед смертью передал мне все реестры, а оказывается — нет. Не было ли там других тетрадей? — спросил Кикуо.
— Только эта. Она лежала в пустой коробке, видимо, принадлежавшей Сае.
Услышав имя Саи, Кикуо откровенно насупился.
— Эта женщина ничего не смыслила, она могла выбросить другие тетради.
Асафуми увидел, как лицо отца
8
— Следующая остановка Фукуи, Фукуи.
Сая проснулась, услышав донёсшийся издалека голос. Остановку объявил пробиравшийся через проход служащий железной дороги. За окном на востоке небо начинало светлеть. Пассажиры, выходившие в Фукуи, принялись собирать свой багаж. Поняв, что это ещё не Тояма, Сая снова закрыла глаза.
Затем сквозь сон она услышала: «Канадзава», и наконец до неё донеслось слово «Тояма». Сая вскочила, как потревоженная курица-наседка.
Совсем рассвело. Расстилавшееся справа море теперь вдруг оказалось слева. Люди вокруг суетливо собирались. Большинство пассажиров были распределены в вагоны по месту назначения, и, похоже, в Тояме собирались сойти почти все пассажиры из вагона Саи.
Поезд подошёл к станции Тояма. Разбудив сына, Сая вместе с потоком пассажиров вышла из вагона. Она шла, лавируя среди снующих по платформе людей с огромными тюками за спиной.
— Уважаемые репатрианты, соотечественники, прибывшие из заграницы, с возвращением! Вас ждёт горячий чай. Пожалуйста, передохните.
Оглядевшись, в одном из закутков станции она увидела школьниц, помогавших донести багаж и раздававших чай. Рядом стоял молодой станционный служащий с повязкой на рукаве и говорил в громкоговоритель. До сих пор Сая смотрела на толпу из окна поезда, когда тот прибывал на крупные станции, теперь они вместе с сыном окунулись в такую же толчею. Словно все разом кинулись менять место жительства. Худые, в потрёпанной одежде, с голодными глазами люди шли, таща за собой багаж. На костылях, с ожогами на лицах, безрукие. Бывшие военные с суровыми лицами, в обмотках, в фуражках со сломанными козырьками, куда-то спешащие мужчины с напомаженными волосами, в галстуках, с бодрым выражением лиц, суетливо идущие женщины странного вида — в кимоно с нашитым на груди именем и в брюках. Очередь перед кассами. Ждущие своей очереди люди в грязной одежде с огромными сумками в руках. Они ждали не билетов, а чего-то ещё, чего-то, что выдавали за прилавком. Они не замечали ничего вокруг. С горящими глазами люди смотрели на окошко кассы — будто видели перед собой то, что так жаждали заполучить. Сая подумала, что эти люди видят всё, кроме того, что ждёт их впереди.
Под вывеской «US ARMY R.T.O.», [29] скучая, стояли в карауле белые солдаты. С винтовками наперевес они наблюдали за проходящей перед ними толпой японцев, а те шли мимо, смеясь и болтая, будто не замечали караула.
Саю вновь охватило странное чувство, испытанное ею, когда она видела составы оккупационной армии.
Здесь встречались два разных мира: спокойный мир армии белых, кичившихся своей силой, и суетный мир мечущихся голодных и нищих японцев. Эти два мира не пересекались — так впадающие в одну реку мутные и чистые воды образуют разные потоки. Эти два мира словно снились друг другу.
29
US ARMY R.T.O. — подразделение связи армии США. R.T.O. — сокращение от «radio telephone operator».
Плохо оказаться втянутым в оба эти сна, думала Сая. Люди втягивают друг друга в свои сновидения. Если ты оказался втянутым в чужой сон, то что бы ты ни делал,
Взяв сына за руку, Сая вышла в город. Перед станцией толпились маленькие магазинчики, сколоченные из досок и жести, торговавшие разнообразным съестным и хозтоварами. Это была точная копия рынка в маленьком малайском городке. За рынком чернели обгоревшие здания. Похоже, и этот город не обошла война. В небе за обгоревшими зданиями безмолвно высились зелёные горы. Сая задрала голову и приоткрыла рот — таких высоких гор ей ещё не доводилось видеть. Горы и холмы растворялись в зелёной дымке и в синеве небес. Они казались прозрачными и прохладными.
Сын потянул её за руку и попросил есть. Со стороны рынка плыли вкусные ароматы. Сая направилась к рынку. Чего только не было разложено по обеим сторонам дороги: разбитые кожаные ботинки, переделанная в кастрюлю железная каска, поношенная одежда, рабочие перчатки, рыба, овощи, мыло, гвозди, пирожки, конфеты. Женщины торговались, зажав в руках кошельки. Босоногие, перепачканные в грязи дети. Рынок кипел оживлением. Стоял мужчина в заплатанной военной форме и выкрикивал:
— Дёшево! Дёшево! Картофель по тридцать иен!
— Хозяйка, сейчас не купите, потом не найдёте! Мыло, мыло, только что поступило! — доносились крики.
Ещё один продавец монотонно бубнил: «Зонты, спички, уголь, зонты, спички, уголь». Некоторые, не обращая ни малейшего внимания на покупателей, образовав кружок, попыхивали окурками и смеялись во весь голос.
Судя по военной форме и по возрасту, почти все торговцы недавно вернулись с войны. Сая с ненавистью рассматривала их загорелые лица. С одним из них она встретилась взглядом и испугалась, что сейчас он гневно окрикнет её, потрясая кулаком: «Чего пялишься?!» Но мужчина приветливо сказал: «Хозяйка, жареная кукуруза. Очень вкусная. Берите». Сая с застывшей улыбкой на лице хотела было пройти мимо. Но сын, привлечённый ароматным запахом, сжал руку Саи и замер напротив мужчины.
— Сколько? — против воли спросила Сая.
— Пять иен.
Сая расплатилась, и мужчина, завернув жареную кукурузу в газету, протянул свёрток её сыну:
— Ну, пацан, ешь на здоровье, расти большой, — беззаботно сказал он.
Не найдя выхода, гнев Саи улетучился. Влекомая сыном, она, обойдя закоулок за закоулком, купила печёный картофель, жареные сладости и арбуз. И тут она спохватилась, что денег, полученных в Управлении по оказанию помощи репатриированным, изрядно поубавилось. Ей казалось, что тысяча иен это большая сумма. Сая содрогнулась — деньги, накопленные братом с таким трудом, растаяли после покупки ничтожного количества еды.
Отругав всё ещё голодного сына и вернувшись на станцию, Сая достала из саквояжа весь истёртый от многократного складывания и раскладывания листок бумаги. На нём был записан адрес Рэнтаро. Перед станцией стояла женщина, беспокойно рыскавшая взглядом вокруг. Она неотрывно всматривалась в лица прохожих.
Подойдя к женщине, Сая сказала: «Простите» и тут же машинально согнулась в глубоком поклоне. Спохватившись, она почувствовала жестокое унижение.
Во время японской оккупации всякого, кто не кланялся японским солдатам, арестовывали. Били по ногам и спине, пока человек не падал, или заставляли стоять много часов подряд с тяжёлым грузом на голове. И люди, едва завидев форму японских солдат цвета высохшей травы, стали рефлекторно склоняться в поклоне, как поникшая трава. Эта привычка пустила корни и в душе Саи и невольно проявилась в угодничестве перед этой японкой. Сдержав заклокотавший в душе гнев, Сая подняла голову и увидела лицо женщины с раздутыми щеками. Женщина подозрительно посмотрела на неё. Сая сказала самой себе, что эта женщина никакая не военная, и протянула ей листок с адресом.