Дорога-Мандала
Шрифт:
— Рэн, я приехала. — Эти слова словно нахлынувший водный поток вырвались из Саи. На неё нахлынули воспоминания. Жизнь в Кота-Бару после отъезда Рэнтаро. Тревожные дни в лагере для репатриированных и на корабле. В душе снова ожили нетерпение, отчаяние, желание и гнев. Все эти воспоминания переполняли её, готовые выплеснуться наружу. Но Рэнтаро застыл на месте, словно не слышал её слов. Сая подтолкнула к нему Исаму.
— Рэн, посмотри на Исаму, на своего сына.
Над самым ухом раздался вопль. Обернувшись, Сая увидела женщину-аллигатора. Хотя её губы были крепко сомкнуты, казалось, всё её тощее тело пронзительно кричало, вдребезги разбив тишину ночного леса.
9
Сидзука
— Как хорошо, что теперь все трое смогут работать вместе. Сидзука, отныне твоя жизнь совершенно изменится. Не подведи!
Сидзука послушно ответила: «Да».
Снова нацепив фартук на выпирающий живот, Такико проворно перемыла всю посуду.
На её цветущем круглом лице проступила лёгкая улыбка — вылитая милосердная Каннон [31] на свитках, распространяемых по почтовой подписке. Вместо нимба завитые чёрные волосы.
31
Каннон (санскр. бодхисаттва Авалокитешвара) — в Японии и Китае почиталась как богиня милосердия в женском обличии.
— Работе торговца лекарствами неизменно сопутствуют разъезды. Две трети года мужа нет дома. Как же хлопотно присматривать за домом в отсутствие хозяина! Когда Асафуми отправится в путешествие, тебе, Сидзука, надо быть острожней. Весь город будет тебе свекровью. Если заметят хоть что-то странное, это сразу же станет пищей для пересудов.
— Что значит «что-то странное»?
Такико, как рыба-прилипала к акуле, льнущая к новой немецкой кухне за два миллиона иен, мельком бросила взгляд на Сидзуку.
— Ну, не сообщить о путешествии соседям, привести гостя-мужчину в отсутствие мужа, да разные мелочи. Люди обращают внимание даже на такие пустяки и на все лады обсуждают их. Верно, Михару?
— Да-да, — живо поддержала её Михару, накрывавшая остатки еды плёнкой. — Как ты думаешь, что обо мне говорили, когда я начала работать водителем такси? Меня не было дома только днём, так пронёсся слух, что я уехала, оставив детей одних. Это выяснилось в выходной. Когда я отправилась в магазин, меня стали спрашивать: «Хозяюшка, когда вы вернулись?»
Подняв густые брови, и широко раскрыв огромные глаза, Михару весело рассмеялась. Михару, работавшая таксистом с шести утра до трёх часов дня, умела обходиться с людьми. Именно благодаря лёгкости нрава ей удавалось мирно уживаться с подавлявшей все свои эмоции Такико.
— Когда же стало известно, что я работаю таксистом, мои акции сразу взлетели. Ну ясное дело, она работяга! Как она ни молода, она же жена торговца лекарствами, заговорили они. И теперь я считаюсь образцовым зерцалом для жён молодых коробейников! — Михару, обернувшись к Сидзуке, шутливо ударила себя в грудь.
— Мамочка зеркало, — закричала смотревшая в соседней комнате телевизор Мицуми.
Её младший брат Такэсигэ принялся шуметь вместе с сестрой:
— И ничего в тебе не отражается!
Михару шикнула на детей, велев им замолчать. Дети, громко хохоча, снова повернулись к телевизору.
— Сидзука, ты же тоже до сих пор работала, что если тебе снова подыскать место? Ты ведь работала в лаборатории кондитерских изделий. Закончила университет, не годится тебе сидеть дома без дела, — сказала Михару, убирая накрытые плёнкой
— Верно, в наши дни мы не получали образования. И всё что мы могли делать, это клеить воздушные шарики или пакеты для лекарств. Но ты, Сидзука, закончила аспирантуру!
— Во времена экономической депрессии моя аспирантура небольшое подспорье, — насмешливо ответила Сидзука свекрови и невестке, совместными усилиями наставлявшим её на путь образцовой жены торговца лекарствами.
— В Тояме много лабораторий при фармацевтических фирмах, время от времени там требуются сотрудники, может, стоит попытаться устроиться туда? — с горячностью, словно речь шла о ней самой, подхватила Михару.
Сидзука, горько усмехнувшись, ответила:
— Но ведь речь идёт о лекарствах, а продукты питания — это совсем другая отрасль, не окончив факультета фармакологии, туда трудно устроиться.
— Вот оно как! — вмешалась в разговор Такико. — В семье моих родителей с начала эпохи Сева [32] лекарства изготовляли на дому. Но отец рассказывал, что с тех пор как вышел мудрёный закон о фармакологии, делать лекарства на дому, не будучи фармацевтом или врачом, запрещено. Если бы можно было делать лекарства по старинке, всё было бы проще.
32
Эпоха Сёва — 1926–1989 гг., время самого длинного в японской истории правления одного императора — Хирохито (Сёва — его девиз правления и посмертное имя). Один из самых драматичных периодов японской истории. На протяжении этого периода Япония из парламентской демократии неуклонно превращается во всё более милитаризированное государство, ввязывается в мировую войну, после поражения подвергается атомным бомбардировкам и американской оккупации. Однако на этот же период приходится и так называемый феномен «экономического чуда», когда Японии удаётся не только преодолеть последствия войны, но и вступить в эпоху нового небывалого экономического процветания.
— Дом Нонэдзава тоже раньше занимался приготовлением лекарств. Сейчас торговцы лекарствами объединяются в кооперативы по изготовлению препаратов, а раньше каждый сам делал их на дому. Мама, у нас ведь ещё есть китайские препараты, не так ли?
— Да-да, — ответила Такико под нажимом Михару и, заметив реакцию Сидзуки, добавила: — Сидзука, если тебе интересно, я покажу.
Сидзука с детства любила опыты. Она помнила похожее на опьянение возбуждение во время проведения химических опытов в начальной школе — электролиз воды, реакции с кислородом. Услышав о препаратах, она испытала такое же чувство и ответила, что обязательно хотела бы посмотреть.
Сняв фартук и попросив Михару закончить уборку, Такико направилась в гостиную. В прибранной после ужина комнате Асафуми с отцом и братом пили виски и, разложив карту, искали названия, внесённые в реестр Рэнтаро. Раздвинув перегородки и на коленях миновав порог гостиной, Такико позвала: «Отец». Когда Кикуо поднял голову, она спросила:
— Я покажу Сидзуке китайские медицинские препараты?
— Конечно, покажи, — отвечал Кикуо с видом великодушного хозяина дома.
Такико, склонив голову, задвинула двери-перегородки. Сидзука стало неприятно, когда она заметила, что Такико ведёт себя по отношению к мужу, как служанка. Неужели они не бранятся, как обычные муж и жена? Наверняка, даже когда они спят, у неё такое же по-собачьи преданное выражение лица, едко подумала она.