Дорога-Мандала
Шрифт:
За разговорами о будущем забывались тяготы сегодняшнего дня. Бывшие солдаты с горящими глазами заговорили о перспективах своей деревни. «Подведём воду из реки Каноко и устроим заливные поля, разработаем землю в глубине гор, засадим её шелковицей и займёмся шелководством. Вскоре отстроим в деревне начальную школу». В воображении этих восьмерых мужчин деревня превратилась в центр расположенных вдоль Дороги-Мандала деревень, со своими административными учреждениями и школой.
— Хоть война и окончилась, нужно плодиться и размножаться. Ведь
— Господин торговец, а нет ли у вас эффективного средства, чтобы наплодить детей? — спросил Рэнтаро чуть лопоухий мужчина небольшого роста.
Поддавшись всеобщему оживлению, Рэнтаро тут же ответил:
— А как же, есть! Называется «золотой корень».
— Золотой камень? Отличное название. В самую точку, верно? — сказал носатый мужчина.
— Не камень, а корень. Золотой корень, — поправил его мужчина с усиками.
— Не всё ли едино — золотой камень или золотой корень, — жалобно сказал носатый мужчина, и все засмеялись.
— Раз уж речь зашла о средстве для подъёма потенции, помните фельдфебеля Ямасоэ? Он всякий раз перед визитом в бордель выпивал это средство и потом бахвалился, верно? — сказал, подцепляя солёную редьку, мужчина со шрамом на щеке.
— Да-да, лекарство, которое он забрал в китайской аптеке.
— Мне говорила одна корейская проститутка, что в дни его визитов она умирала от страха. Весь вечер он её нещадно гонял! — сказал бледный мужчина со складчатыми веками и глазами навыкате.
— Э, говорят, тебе, Тасиро, далеко до фельдфебеля.
Тасиро покраснел и сердито насупился:
— Да уж, она призналась мне, когда тряслась перед его приходом.
Охара усмехнулся:
— Да ты же влюбился в неё.
Тасиро растерянно молчал, а его товарищи с интересом следили за его реакцией.
— Вот как? Так ты всерьёз любил её.
— Каё рассердится, если услышит!
— Ну и дурак же ты! — сказал Охара.
— Ничего я не влюбился! Это всё война. Когда думаешь, что завтра можешь умереть, любая женщина, с которой у тебя хоть какие-то отношения, покажется самой Каннон.
— Да-да, — поддержал его мужчина с усиками.
— Верно. Тогда член вставал, да без толку. Так что любая доступная дырка казалось благодатью.
— Но любоваться-то было некогда, быстрее бы кончить. — Компания разразились хохотом.
— Мы бросили проституток, которых привезли с собой из Кореи, — невпопад сказал Тасиро.
Мужчина с усиками налил в пиалу Тасиро сакэ:
— Ничего не поделаешь. Они же были проститутками, так что они и на Филиппинах продадутся и успешно выживут.
— Избавившись от обузы, мы смогли выжить. Это война, — откровенно сказал Охара.
Повисло молчание. Мужчина со шрамом на щеке сказал преувеличенно громко:
— Ох, и пришлось же сегодня повозиться с выкорчёвкой сосновых корней. Может, пустить их на скипидар?
Мужчина с усиками хлопнул себя по колену:
— Отличная
— Верно, мы же так корпели над ними. И выбросить жалко.
— Да уж, сколько ни выкорчёвывали их, а крепко же они вцепились в землю.
— И корейские проститутки, как корни сосен, хватались за наш грузовик, — пробормотал наклонившийся вперёд Тасиро.
— Может, ты прекратишь? — прервал его Охара, но Тасиро не слышал его.
Сжимая обеими руками чашку, он продолжил дрожавшим от слёз голосом:
— Женщины цеплялись за грузовик, умоляли взять их с собой… Я до сих пор вижу их глаза. Фельдфебель отрубал им мечом руки, хотя и спал с этими женщинами. Отрубленные запястья до сих пор стоят у меня перед глазами!
— Прекрати! — закричал Охара.
— Да! Пора уже об этом забыть! Дело прошлое, — примирительно сказал мужчина с усиками.
Мужчина со шрамом на щеке чуть раздражённо поддержал его:
— Тасиро! Летели руки не только этих женщин. Разве нам не рубили рук, не разрубали нас на части?! Шла война. Всем грозила смерть. У нас не было выбора. О плохом лучше всего забыть.
Тасиро отрицательно замотал головой:
— Не могу забыть! Они всё время мне снятся. Их молящие глаза, их отлетающие запястья.
— Заткнись! — Охара вдруг вскочил и ударил Тасиро.
Тасиро опрокинулся на спину и в страхе глядел на Охара. Охара смотрел на него с ненавистью:
— Хватит трепаться о Филиппинах! Я воевал на китайском фронте! Воевал семь лет! Парни вроде тебя, вернувшиеся домой всего через два года после начала боёв на Филиппинах, ничего и не успели повидать. Нечего хныкать из-за каких-то отрубленных женских рук! Будь мужчиной!
Тасиро, повесив голову, начал всхлипывать. Охара, тяжело опустившись, сел скрестив ноги и проворчал: «Баба». Все присутствовавшие помрачнели. Мужчины угрюмо пили сакэ. В воздухе повисла тяжесть, словно здесь совершался ритуал, к которому все они были как-то причастны.
Рэнтаро скучал, так как не мог принять участия в разговорах бывших солдат. Когда он служил в Сибири, борделей, обслуживающих действующую армию, не было. Собственно, и боевых действий тоже не было, они лишь несли гарнизонную службу, глядя в серое небо. Среди маявшихся от безделья солдат было много причастных к изнасилованиям местных женщин. Число солдат, заразившихся венерическими болезнями и тайком ходивших к военному врачу, росло. Штаб поспешно выпустил специальный циркуляр. Рэнтаро как профессиональный торговец лекарствами знал о венерических заболеваниях и потому сдерживался. Если бы не это, и он, возможно, не удержался бы от искушения наброситься на женщину. Хотя в Сибири военные действия почти не велись, из-за распространения среди солдат венерических заболеваний боеготовность была подорвана. Он слышал, что именно поэтому в действующей армии были учреждены бордели.