Дорога-Мандала
Шрифт:
Подходящего по времени автобуса не оказалось, и она приняла опрометчивое решение поехать на велосипеде и заодно размяться. Дорога среди рисовых полей, по которой она думала срезать путь, вывела не туда. Перепутав направление, она исколесила почти весь город.
— Не переживай. Я свободна до пяти. У нас ещё есть время, — спокойно сказала Такико.
Прошло уже два дня, как от Асафуми, отправившегося по Дороге-Мандала, не было никаких вестей. Обеспокоенная Сидзука позвонила его родителям в Тибаси, и Такико пригласила
Сидзука вошла в прихожую с начищенными до блеска полами.
— Добро пожаловать, Сидзука, — появилась из коридора Михару.
Похоже, она только что вернулась с работы и всё ещё искрилась оживлением.
— От Асафуми никаких вестей? — спросила она, снимая джемпер.
Сидзука отрицательно покачала головой. Такико пригласила их обеих на кухню. Сидзука села за огромный обеденный стол, и Михару принялась заваривать чай в фарфоровом чайнике. Просторная кухня была залита лучами послеполуденного солнца. И расставленные на полках белоснежные тарелки, и чашки, и кофейник, и виниловая скатерть на столе отражали мягкий солнечный свет. За две недели, прошедшие с тех пор, как Кикуо с Коитиро отправились в торговую поездку, дом, в котором остались только женщины, успел пропитаться женской мягкостью.
— Сказал, что его не будет самое большее сутки, но ещё не вернулся, — пытаясь скрыть беспокойство, объявила Сидзука.
— Эта лесная дорога не настолько опасна, чтоб там могла случиться авария, — слегка наклонив голову и наливая кипяток в фарфоровый чайник, сказала Михару.
Доставая из холодильника фасолевую пастилу, Такико сказала с улыбкой:
— Когда торговцы лекарствами отправляются в поездку, от них обычно с неделю не бывает вестей.
— Но это не поездка для продажи лекарств! Он должен был только проверить, сохранились ли дома, внесённые в реестр.
— Может, он подружился с кем-нибудь из внесённых в реестр и задержался у них?
Такико, поставив перед Сидзука блюдце с пастилой, села за стол.
— Это пастила из лавки Кавада. Они нас угостили, попробуй хоть кусочек.
Сидзука терпеть не могла фасолевой пастилы. Тягучему вкусу красной фасоли она предпочитала вкус пирожных, но делать нечего, пришлось взять.
— Ведь вдоль этой дороги стоят несколько деревень, разве он не позвонил бы, если б что-нибудь случилось? — добавила Михару, разливая свежезаваренный чай.
Сидзука была расстроена их беззаботностью. Ладно Михару — для неё Асафуми был чужим человеком, братом мужа, но для Такико речь шла о родном сыне. Удивительно, что она была так спокойна, когда её сын находился неизвестно где. Возможно, заметив растерянность невестки, Такико, запив глотком чая пастилу и легонько стукнув себя в грудь, сказала:
— Сидзука, жена торговца лекарствами не может себе позволить волноваться из-за того, что её мужа нет дома каких-то два дня. Ведь он отсутствует и по двести дней в году!
Если взять
— Чем говорить об Асафуми, скажи-ка лучше, как тебе-то живётся одной в этом доме?
Сидзука сразу вспомнила женщину, увиденную позавчера ночью в саду.
— Что-то случилось? — снова спросила Такико, заметив мелькнувшую по лицу Сидзуки тень.
— Этот сад… — колеблясь, начала Сидзука.
— Уж не появлялось ли привидение?
Сидзука заметила, как переглянулись Такико с Михару.
— Два дня назад я видела там похожую на привидение женщину. — Сидзука взглянула на обеих женщин.
Такико потянулась к чашке с чаем и, отхлебнув чаю, сказала как ни в чём ни бывало:
— Жившие там раньше Ядзаки говорили, что в саду кто-то появляется. Но они прожили там пятнадцать лет, так что, похоже, ничего серьёзного.
— Точно, к Ядзаки когда ни зайдёшь, всегда было шумно, не похоже, чтобы они чего-то боялись, — весело поддержала Такико Михару.
«Уж не стараются ли они обе успокоить меня?» — заподозрила Сидзука. Но Такико с Михару, похоже, больше не нашлись, что сказать, и в кухне воцарилось неловкое молчание. Стремясь хоть что-то извлечь из этой неопределённости, Сидзука спросила:
— Вы знаете, что сталось с Саей после смерти Рэнтаро?
Круглолицая Такико, слегка нахмурив брови, как и Асафуми, ответила, что Сая исчезла.
— Она не оставила никакой записки. Видимо, отправилась к своему единственному сыну Исаму, но с Исаму у нас нет никакой связи… Так что мы ничего не знаем о ней, — отрезала Такико, поглаживая чашку кончиками пальцев.
Сидзука подумала, что в доме Нонэдзава, как видно, обрадовались исчезновению Саи.
— Да-да, с тех пор дом стали сдавать Ядзаки, а что до жившей там прежде Саи, так мы подали заявление об её исчезновении, — припомнила Такико.
— Когда мы увидели регистрационную карточку, мы глазам своим не поверили! Там она значилась не под именем Сая, а как проживающая в Японии кореянка Канэ.
— Как, значит, она не была малайкой? — удивлённо спросила Сидзука.
Михару, похоже, ничего не знавшая о Сае, с интересом слушала их разговор.
— И мы, и все остальные считали её малайкой и были очень удивлены этим обстоятельством. В регистрационной карточке значилось место её рождения. Полицейские сделали запрос, не вернулась ли она туда. Но Симоносэки и его окрестности сгорели во время войны, адреса изменились, и полиции не удалось ничего выяснить.
Погрузившись в свои воспоминания, Такико поджала губы и нахмурилась.
— К тому же Сая была совсем не похожа на кореянку. Смуглая, большеглазая, она скорее походила на Уроженку Кюсю или Окинавы.