Дорога-Мандала
Шрифт:
— Лекарства, — пробормотал Охара.
— Да. Он торговец лекарствами. Эту тетрадь нашли в вашем доме, она принадлежит моему мужу.
Не обращая внимания на взывавшую к нему Сидзуку, Охара перелистывал страницы. Но взгляд у него был отсутствующий, словно перед глазами у него была не тетрадь, а что-то совсем другое.
— Вы помните владельца этой тетради? — Сидзука начинала проявлять нетерпение.
— Конечно, помню, — неожиданно ответил Охара низким голосом. — Наглый негодяй,
Асафуми приставал к женщине! Сидзука растерялась. Это было совсем не похоже на того Асафуми, которого она знала.
— Приставал? Что вы имеете в виду? — потребовала разъяснений Сидзука. Но тут вмешался Такатоми:
— Охара, муж этой женщины вовсе не приставал к Фумико.
Охара, сердито поджав губы, с ненавистью смотрел на тетрадь.
— Уважаемые посетители! Время посещений подошло к концу, — донеслось из коридора. Одновременно с объявлением раздался звуковой сигнал. Это был высокий металлический звук.
— Воздушная тревога! — Охара, отбросив тетрадь, вскочил с постели. Забыв о боли от ожогов, он нагнулся и, энергично похлопывая себя по бокам, гневно крикнул:
— Где винтовка? Сава, Морияма! Винтовку, принесите мне винтовку! — приказал Охара, оглядевшись вокруг.
— Охара, успокойтесь!
Охара сбил с ног попытавшегося остановить его Ёситаку.
— Прочь с дороги! Сюда летят вражеские самолёты! — Охара уставился в потолок, словно видел там вражеские огни. Его руки вытянулись по швам, сжимая воображаемую винтовку.
Михару нажала на кнопку вызова медсестры. Находившиеся в палате посетители и больные изумлённо смотрели на Охару. Заслышав шум, из коридора в палату стали заглядывать и другие больные.
Сидзука наклонилась, чтобы поднять брошенную Охарой тетрадь. Но не успела сделать этого, как кто-то вцепился ей в волосы. От боли Сидзука вскрикнула. Тут же перед её глазами оказалось коричневое лицо Охары.
— Ах ты, шлюха! Мечи из ножен! Вонзим их в эту грязную дыру! — Лицо Охары исказила ярость.
Сидзука похолодела от страха. Перед глазами мелькнул вонзающийся в её гениталии ослепительно сверкающий японский меч. Она как будто оказалась втянутой в безумие Охары.
— Прекрати! Прекрати! — душераздирающим голосом завопила Сидзука. Ёситака и Такатоми попытались скрутить руки Охары. Но он крепко держал женщину за волосы.
Крича, Сидзука билась, пытаясь освободиться. Это ещё больше распалило Охару.
— Визжи, сучка! Тебя запросто может трахнуть любой мужчина, ну, так и я засажу тебе! Фумико, хочешь, да?!
Со шприцем в руке в палате появилась медсестра. Она была в очках и с достоинством несла своё грузное тело. При помощи Ёситаки и Такатоми, вцепившихся в разъярённого Охару, она вколола ему успокоительное.
— Я не позволю себя дурачить! Ты думаешь, кто я? Я — человек, выживший в Тихоокеанской войне. Я сносил головы врагов, связывал китайцев проволокой и, облив бензином, сжигал их! Засаживал в девок свой член! Разрубал тела мечом, сдирал кожу! Я всё это делал! Делал! Делал — что тут дурного? Я убил всех врагов… Разве не этому нас учили… Что тут дурного… Я сражался за свою родину..
Охара был где-то далеко, он бросал свои слова, обращаясь к невидимому собеседнику.
— Послевоенный синдром, я где-то читала об этом, — сказала медсестра, кладя шприц на поднос. — Такая болезнь была у многих американских солдат, воевавших во Вьетнаме, — довольно лёгкого толчка, и человек начинает заново переживать свой военный опыт. Болезнь начинается спустя много лет после возвращения с войны, с этим дедушкой, наверное, то же самое.
— Ну, конечно, он болен! — подытожил Такатоми. Психическим заболеванием он хотел оправдать насилие, учинённое Охарой.
Сидзука в изнеможении смотрела на закрывшего глаза старика. Голоса Охары не было слышно, но губы его всё ещё слегка шевелились.
— Сидзука, ты в порядке? — спросила Михару, подбирая валявшуюся на полу тетрадь. Сидзука провела кончиками пальцев по голове. Голова всё ещё ныла, но она через силу улыбнулась.
— Я в порядке.
Медсестра осмотрела голову Сидзуки.
— Похоже, внешних повреждений нет. Но теперь вам лучше вернуться домой и отдохнуть. У вас сильный психологический шок.
— Да, да. Домой, домой, — радуясь, что можно покинуть это место, поторопила отца и Сидзуку Михару. Они все вместе вышли в коридор.
Зеваки, собравшиеся поглазеть на безумного Охару, наконец-то стали расходиться. Все четверо в молчании шли к выходу по коридору, блестевшему линолеумом. В примыкавшем к коридору вестибюле пациенты болтали и смотрели телевизор. Вновь раздалось объявление об окончании посещений и о наступлении обеденного времени. Эти повседневные картины вернули, наконец, Сидзуке самообладание.
— А кто такая Фумико? — спросила она у Такатоми.
— Его покойная жена, — прижав ладонь к плоскому носу, сдавленным голосом проговорил Такатоми. Видимо, и он был ошеломлён поведением Охары.
«Значит, Асафуми не мог приставать к жене Охары», — подумала Сидзука. И тут же Михару, кивнув, сказала:
— Может быть, когда-то давно между женой Охары и торговцем лекарствами что-то произошло.
По мере удаления от палаты, где лежал старик, к Михару возвращалась её обычная жизнерадостность.