Дорога-Мандала
Шрифт:
В отверстии лаза робко показалась детская голова. Это был мальчишка лет десяти с впалыми щеками и широко раскрытыми испуганными глазами. Мальчик опасливо посмотрел на Асафуми с Кэсумбой, но, увидев Кэку, одна голова которого была обращена к лазу, а другая оглядывала окрестности, снова собрался было нырнуть в своё укрытие. Асафуми поспешно спросил:
— Ты здесь живёшь?
Тот кивнул. Наконец-то они повстречали живого человека среди этих развалин. Присев перед лазом, Асафуми ласково спросил:
— Скажи, пожалуйста, что здесь произошло.
Мальчик пристально посмотрел на Асафуми:
— Не знаю.
«Любимый ответ Кэсумбы», — удручённо подумал Асафуми. Но всё ещё не отступаясь, спросил иначе:
— Почему ты здесь живёшь?
Мальчик, по-прежнему бросая опасливые взгляды на Кэку, ответил:
— Потому что никого не осталось.
— Куда же все делись?
— Все умерли, — сказал мальчик. — Кто-то от болезни… кого-то съели…
При слове «съели» Асафуми смутился. Но мальчик был невозмутим, словно речь шла об обычном деле.
— Кто их съел? — не удержался от вопроса Асафуми, хотя уже знал ответ. Мальчик равнодушно кивнул на лежавшие вокруг развалины:
— Да оставшиеся в живых взрослые.
Так вот почему он прячется в этой яме! Асафуми огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никто не собирается на них нападать. В небе уже начинали мерцать звёзды, очертания предметов вокруг стали зыбкими.
— А вы откуда пришли? — не без любопытства спросил мальчик.
Асафуми растерялся, как лучше ответить, но Кэсумба, ответив: «Оттуда», махнула в сторону Дзёгандзигавы. Хребты, тянущиеся за пиком Якуси, темнели на фоне вечернего ультрамаринового неба. Мальчик мечтательно посмотрел на горы.
— Взрослые, что покрепче, все убежали туда. Здесь остались только старики да дети.
— Так ведь и ты можешь уйти туда. В лесу живут люди!
— Правда? — впервые оживился мальчик.
— Конечно! Там ещё есть еда, — добавила Кэсумба, и мальчик стал осторожно выбираться из ямы. На нём оказалось женское платье, которое было ему велико и, несмотря на перетягивавший талию пояс, спускалось ниже колен. Одежда едва держалось на исхудавших плечах мальчика и вся была в прорехах, сквозь которые проглядывала дочерна грязная кожа.
— Вы отведёте меня туда? — Мальчик с надеждой смотрел то на Асафуми, то на Кэсумбу. Асафуми смутно надеялся, что, оказавшись в городе, сможет вернуться домой. Но вокруг, куда ни глянь, тянулись руины, и надежда вскоре оставила его. Но и возвращаться на Дорогу-Мандала не хотелось, так что он не знал, что ответить мальчику. Кэсумба же ответила: «Ладно!», и мальчик просиял.
— Погодите-ка! — Он поспешно нырнул в лаз. Похоже, он собрался пуститься в путь немедленно.
Кэсумба схватила его за платье:
— Не сейчас же! Мы шли без передышки, нам нужно отдохнуть.
Указывая на лаз, мальчик сказал:
— Вы можете передохнуть у меня.
Асафуми совсем не улыбалось ночевать в этой норе, но простодушная Кэсумба обрадовалась и ответила: «Спасибо».
— Мы голодны. Нет ли у тебя чего-нибудь поесть?
Асафуми
— За едой я схожу. — Нырнув в лаз, мальчик вернулся с деревянной дубинкой, сжимая что-то в ладони.
— Что ты собираешься делать? — спросил Асафуми.
Мальчик разжал ладонь — на ней лежали сделанный из проволоки рыболовный крючок и леска.
— Наловлю рыбы в реке. Я и снасти приготовил, может, что-нибудь поймается. Подождите меня здесь, хорошо? Не оставляйте меня!
Несколько раз повторив это, мальчик удалился вверх по течению реки.
— Такой маленький, а какой молодчина! — восхищённо сказал Асафуми.
Кэсумба, присев рядом с лазом, спросила:
— Что значит «молодчина»?
Асафуми с трудом подыскал слова.
— Молодчина, ну это… значит хороший парень.
— Чем именно хороший?
— Ну, ещё маленький, а выжил один в таком месте, сам удит рыбу. Разве не молодчина?
— Что тут удивительного, — сказала Кэсумба, подавляя зевок. — И взрослым, и детям, чтобы прокормиться, приходиться пошевеливаться.
— Но ведь дети беззащитны, если их не оберегать, они погибнут.
— Гибель слабых детей естественна! Ведь и плоды на деревьях вызревают не все, а только самые крепкие, слабые же сбивают ветер и дождь.
Не найдя, что ответить, Асафуми присел на камень. Кэсумба зарылась головой в чёрную шерсть прильнувшего к ней Кэки.
— Ты, верно, устала, — сказал Асафуми.
— Тело свинцовое, — коротко ответила Кэсумба. — Когда в теле свинцовая тяжесть, надо закрыть глаза. И тогда я стану другой и перенесусь в иное место. Побываю в разных местах, переделаю разные дела, увижу много всего, а потом, когда открою глаза, в теле появится лёгкость. — Говоря сама с собой, Кэсумба закрыла глаза и ещё глубже зарылась головой в шерсть Кэки.
«Какие сны видит Кэсумба? Какие сны видят выжившие среди этих развалин, паломники к Якуси, шагающие по Дороге-Мандала и люди-обезьяны?» — думал Асафуми.
В небе показался молодой месяц. Сияли Большая Медведица и созвездие Ориона. В серебристом лунном свете развалины на прибрежных террасах погрузились в тишину. Глядя на разрушенные здания, на зазубренные края уцелевших стен, на покосившиеся ряды столбов, он вспомнил чувства, переполнявшие его, когда они с Сидзукой смотрели вниз с высотного здания «Минато мираи 21». Тогда родители Асафуми приехали из Тоямы и ужинали вместе с ними и с матерью Сидзуки. Когда он посмотрел на простиравшийся внизу огромный город, ему почему-то стало грустно. Тогда он объяснил это страхом перед предстоящим важным шагом — женитьбой. Но, может быть, дело было в другом. Уж не было ли это видением будущего? Может быть, и посетители ресторанов в высотных зданиях, и зеваки, поднимающиеся на смотровые площадки Токийской мэрии — все они видят этот мираж города будущего, завораживающий своей гибельностью?