Дорога на Царьград

Илич Ненад

«Проложив эту свою прямую линию, они начинают копать землю. До твердой подстилки. По ширине немного большей, чем будущая дорога. И наваливают вырытую землю по сторонам.

Так что по краям дороги получаются глубокие канавы – чтобы в них стекала вода с дороги.

Потому-то и сама дорога оказывается немного приподнятой в середине.

Строительство самой дороги сродни приготовлению слоеного пирога. Сначала насыпается слой битого камня, должного обеспечить хороший дренаж, толщиной примерно с полметра. Затем идет слой мелкого гравия или песка, перемешанного с глиной, такой же толщины, иногда со штукатуркой. Он кладется

ровно – как начинка на корж пирога, а затем замащивается каменными плитами толщиной с десяток сантиметров, лучше всего из гранита или базальта.

Плиты покрытия могут высекаться правильной или неправильной формы, но подгоняются друг под друга, почти впритык. Конструкция простая, а служит сотни лет. Для римлян – вечность.

Римская дорога – «мать» всем дорогам. Архетип.

Я годами занимаюсь дорогами. Для кого я их только не строил. Но ни об одной дороге, которую я проложил, я не могу сказать, что это – моя дорога. Похоже, человек и не может проложить дорогу для себя. Он может только строить дороги для других. Свой путь ты не прокладываешь, а находишь. Или скажем так: свободно выбираешь, как путешествовать по проложенным не тобой дорогам».

Конец записи.

«Выходит, старик до пенсии был строителем, – подумал Мики. – Я и не знал». В действительности он почти ничего не знал о старом соседе, взвалившем на него нежданное бремя.

III. Бомбы

Бодрствующий, как будто был еще полдень, а не половина третьего ночи, Мики снова взял дощечку в руки и стал пристально в нее вглядываться. Словно ждал, что дощечка заговорит. В отличие от упрямых материалистов, верующий человек, к тому же священник, оставляет в своем уме довольно места для возможных чудес.

А затем бабахнуло! Сильный взрыв, от которого задрожал пол и угрожающе зазвенели окна, согнал отца Михаила с софы. Он бросил дощечку и что есть духу помчался к детской комнате. Стекла в окнах еще содрогались, а тапочки Мики заплелись, и он, пошатнувшись, ударился плечом о дверной косяк. Выпрямился и скорее взломал, нежели открыл дверь. В прихожей Мики столкнулся с попадьей, помятой от сна.

Когда они без слов, подталкивая друг друга, влетели в детскую комнату, глазам их предстала умиротворяющая картина. Ангелочки спали. Как будто ничего не произошло. Стекла в окнах перестали дребезжать. Все предметы в комнате оставались на своих местах. Кроме чемодана, который упал на пол с высокого шкафа.

В полумраке, под бой сердец, стучавших как хиландарские колокола, поп с попадьей переглянулись.

Попадья Вера, смертельно серьезная, громко обругала их идиотскую мать, глубоко вздохнула и, поправляя длинные вьющиеся волосы, двинулась к кровати – проверить, хорошо ли укрыты дети.

Послышались еще два сильных взрыва, правда, уже в отдалении. Постояв какое-то время с навостренными ушами, чтобы понять, ждать ли им более близких ударов, поп с попадьей тихо вышли из комнаты. Попадья затворила за собой дверь.

– А первый-то раз громыхнуло близко! – вздохнул Мики и зажег свет в прихожей.

На старом паркете, покрытом лаком еще в восьмидесятые годы, под лучами света встревоженно засуетились два таракана-прусака. Мики показал на них пальцем, как на чрезвычайно позорный факт.

– Ты только глянь!

Попадья, всегда побаивавшаяся этих противных толстых насекомых, подскочила,

как первобытный охотник, схватила мужнин черный ботинок и с остервенением начала стучать им по полу. Меньший по величине таракан добрался до стены и шмыгнул за полку. А вот больший по размеру прусак пострадал героически. Размазался по полу, как растоптанная шоколадка.

– Фу, гадость, – привстала попадья, содрогнувшаяся от своего же поступка. – Убери это ты, пожалуйста. Я, правда, не могу.

Ни слова не сказав, Мики оторвал кусок газеты, лежавшей на полке, собрал с пола следы кровавого побоища и бросил их в унитаз.

Когда он вернулся в комнату, попадья в короткой ночной рубашке без рукавов стояла, облокотившись о подоконник, и разговаривала с кем-то с улицы. Мики подошел к окну посмотреть – с кем именно его жена позволяет себе общаться в таком непристойном виде.

– …скоты вонючие, видал я в гробу их смрадную мамашу… извини, соседка. Сосед, вы слышали? – обратился Чомбе к Мики, высунувшемуся из окна рядом с женой.

– Нет, что?

– Они сбросили бомбу на больницу, мать их фашистскую!.. Смрадную курву!.. Извини, соседка!

Захотелось выругаться и Мики, но он прикусил язык. Он действительно хотел вести себя так, как подобает настоящему священнику, во всех ситуациях без исключения.

– Откуда известно?

– Да мои дали знать, – из-за высокой степени близости к источнику информации слова Чомбе прозвучали одновременно и горделиво, и презрительно. Активист имел в виду своих собратьев по партии, которые, как и он, все ночи напролет проводили у окон на телефонах с удлинителями. Чуть что случалось, они набирали первые пять-шесть номеров из своей записной книжки, а те обзванивали пять-шесть других абонентов, и в результате за пятнадцать минут весь город узнавал о том, что и где произошло. В городе за время бомбардировок спонтанно сложился целый ряд таких чрезвычайно эффективных информационных сетей, а активисты из партии Чомбе входили в число самых расторопных оповестителей. Впрочем, народная мудрость гласит: «Поспешишь, людей насмешишь». И сведения Чомбе частенько оказывались, мягко выражаясь, неточными.

Теша себя надеждой, что и на этот раз вышла ошибка, Мики вернулся обратно в комнату и включил телевизор, решив дождаться хоть сколько-нибудь проверенной информации. Зевающая Вера подошла к софе и уселась рядом с мужем.

– Что-то мне расхотелось спать, – попадья увидела открытую коробку на столе: – Это та, от нашего соседа? Ты все же посмел сунуть нос в эту коробку? Да, носатый? – Вера с нежностью погладила мужа по затылку.

Едва попадья положила ему руку на голову, Мики вспомнил про дощечку. Он соскочил с софы и принялся елозить по полу.

– Мики, ты что? – тихо расхохоталась попадья. Вера понадеялась, что муж после долгого времени заметил-таки, что она – женщина, да не какая-нибудь, а очень даже породистая.

Мики приближался к ней на коленях. «Бомбардировка ведь… и…» – скорее порядка ради Вера хотела добавить «пост, Мики». Хотя Пасха прошла, ощущение поста у попадьи из-за бомбардировок растянулось, а владыка в отношении таких вещей был строг и неумолим. Сколько раз случалось, что упрямый старик, пока все остальные в священнических семьях радовались новорожденным, проверял по календарю, как бы дети случайно не оказались зачаты во время поста. Бывали даже случаи, что у некоторых священников возникали серьезные проблемы.