Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)
Шрифт:
– Что ж, это, пожалуй, дело. Эдак, пожалуй, можно...
– Дело говорит, дело! Так и надо! И поперек приказа не будет! Под конвоем у нас везде проход свободный, - раздались голоса.
Женщины ободрились, заулыбались. Те, что отошли в сторонку и расселись вдоль кювета, снова подошли к лейтенанту.
– Строем пойдем! В полном порядке! Дисциплина будет. Друг за другом присмотрим. Не отстанет ни одна...
– А как же обратно они пойдут?
– все еще раздумывал лейтенант.
– Да там же наши в Стрельне, советская власть. Неужели сопровождения им
– сказал толстый водитель, поправляя сползший с живота ремень.
– Дадут!
– Давай, лейтенант, отправляй эшелон.
– Фамилия ваша?
– спросил лейтенант у круглолицего бойца.
– Сечкин Степан, рядовой третьей стрелковой роты третьего стрелкового полка десятой стрелковой дивизии. Возвращаюсь в расположение части после выполнения задания, то есть отнесения пакета, - отрапортовал тот.
– Рядовой Сечкин, назначаю вас старшим группы. Доведете женщин до контрольно-пропускного поста возле Стрельны. Доложите начальнику. А дальше - на его усмотрение.
– Есть довести группу до контрольного поста!
– Выполняйте.
Сечкин, собрав женщин у обочины, объяснил им, что его товарищ, долговязый боец в плащ-палатке, пойдет впереди, а он - замыкающим.
К Сечкину подошел Шведов. Обращаясь к нему так, чтобы слышали женщины, он сказал:
– Идти, товарищи, надо по кювету. Друг от друга держать дистанцию. На открытых местах между трамваями - только ползком. Самое время, - добавил он, - не забывать поговорочку: тише едешь - дальше будешь.
Женщины согласно кивали головами.
Белоголовую девушку, чуть в стороне, индивидуально наставлял Кратов:
– Ты держись за меня, не пропадешь! До самых до твоих родителей доведу. Тебя как зовут-то?
– Нюрка, - ответила она бойко.
"Почему "Нюрка", - подумал я, - а не "Нюра"?" Что-то предосудительное виделось мне в поведении этой только что познакомившейся парочки.
А с другой стороны, пожалуй, действительно Нюрка. Такое имя ей шло больше. Хоть куда девица! Белые волосы, завязанные сзади пучком. Черные глаза, хоть и небольшие, но живые, задорные. Чуть вздернутый носик. Белые-белые зубы, то и дело обнажаемые улыбкой. Все это делает ее лицо очень даже привлекательным. Серое бумазейное платьице, перехваченное ремешком, облегает стройную, плотную фигуру. На шее и на загорелых икрах золотится легкий пушок.
Конечно, заглядеться на такую девушку и впрямь не диво. Но заниматься флиртом сейчас, здесь, когда рядом столько горя, когда сама эта девушка должна думать о том, как спасти своих стариков, казалось мне совершенно неуместным. Впрочем, думает ли она о своих стариках? Льнет к моряку, которого только что увидела. Скажите на милость, любовь с первого взгляда!
Между тем моряк за руку подвел девушку к нам.
– Знакомься, Нюрка. Это мои товарищи. Этот вот Андрей. А это Саня. Имей в виду, ребята неплохие.
Нюрка подала нам поочередно руку.
Ее Кратов представил так:
– Девушка, братва, сами видите, ничего себе. Я ее прозвал Белая Головка.
– При этом он усмехнулся, довольный изобретенным прозвищем. Мне оно показалось
Но сама Нюрка, будто прочитав мои мысли, сообщила:
– Между прочим, меня и папаша так называет. Вы с ним, Паша, как сговорились, - улыбнулась она Кратову.
– Значит, и с папашей твоим найдем общий язык.
– Кратов похлопал Нюрку по плечу.
Разговор был прерван командой Сечкина:
– А ну, товарищи женщины, двинулись! По одному... то есть по одной, за направляющим, марш!
Женщины пошли гуськом по кювету за долговязым бойцом. За ними зашагал Сечкин.
– Пойдем и мы, Нюрка, - сказал Кратов, давая понять, что они сами по себе.
– А мы с тобой, Саня, пока горушка прикрывает, пойдем по шоссе, сказал мне Андрей.
Я поднял из кювета чемодан, и мы пошли. За нашей спиной заурчали моторы: с развилки разъезжались машины. Я оглянулся. Лейтенант смотрел нам вслед. Я помахал ему рукой. И он, как мне показалось, обрадованный этим, помахал в ответ.
* * *
Шагая уже по кювету, мы зашли за очередной трамвайный поезд. Андрей остановился и стал смотреть на удалявшуюся от нас группу.
– Ну что творят, что делают!
– вырвалось у него.
Женщины недолго шли одна за другой по кювету. Где-то впереди, ближе к Стрельне, часто рвались снаряды и мины. Чаще стали бить с моря корабли. И матери не выдержали, не сдержали своих обещаний. Они не шли, а бежали. Каждая старалась вырваться вперед, обогнать других. Многие бежали правее кювета по траве. Трое или четверо, во главе с женщиной в цветастом платье, то бегом, то шагом спешили по шоссе.
Сечкин и его долговязый товарищ пытались восстановить порядок. Они то забегали вперед, задерживая сильно вырвавшихся, то сгоняли в кювет бегущих по дороге, что-то кричали... Это мало помогало и, пожалуй, создавало еще большую сумятицу.
– Андрей, надо бы помочь этому Сечкину, - предложил я.
– Трудно теперь помочь. Разве что так...
Шведов вскинул винтовку и трижды выстрелил в воздух. Женщины замедлили шаг, многие оглянулись. Шведов погрозил им кулаком и жестами показал, чтобы они спустились в кювет. Сечкин, воспользовавшись моментом, построил их гуськом, и движение пошло в прежнем порядке. Но очень скоро опять началась толчея и женщины снова повыскакивали кто на поле, кто на шоссе. К моменту, когда группа подошла к повороту и стала скрываться с наших глаз, было ясно, что она опять рассыпается в беспорядочную бегущую толпу.
– До добра эти бега не доведут, - сказал Андрей.
– Не справиться Сечкину с этой бабьей ротой.
– Так догоним их!
– Этих мамок ничем теперь не удержишь. Не стрелять же в них. Да хоть и стреляй, не остановятся. Неправильно лейтенант сделал. Нельзя было их выпускать.
– Как?
– изумился я.
– Вы бы их не выпустили?
– Ни под каким видом, - отрезал Андрей.
Вот, оказывается, почему он молчал, когда все другие просили лейтенанта пропустить женщин.