Дорога Славы (сборник)

Хайнлайн Роберт Энсон

У меня загудело в ушах. Пощечина от папы не могла бы удивить меня больше, чем это.

Я не мог ничего сказать. Я просто встал и уставился на него. Потом я выговорил:

— Но, Джордж, ты же не можешь сделать этого!

— Почему не могу, мой мальчик?

— А как же Энни?

— Энни умерла.

— Но… но… — я больше не мог говорить. Убежал в свою комнату и заперся. Потом лег на свою кровать и попытался все обдумать.

Потом я услышал, как папа взялся за ручку двери. Он постучал и спросил:

— Билл?

Я не ответил.

Он постоял немного и ушел. Я полежал еще некоторое время, и мне показалось, что я плачу. Но это было не из-за папы. У меня было такое же чувство, как в тот день, когда умерла Энни. Я просто не мог себе представить, что никогда больше не увижу ее… что никогда больше не увижу, как она улыбается, и что она никогда больше не скажет мне:

— Билл, держи хвост пистолетом!

И я держал хвост пистолетом; она всегда гордилась мной.

Как мог Джордж сделать это? Как он мог привести в дом Энни другую женщину?

Я встал, бросил взгляд в зеркало, а потом отправился в ванную. Я поставил душ на “контрастно”. После этого я почувствовал себя лучше, но у меня все еще было чувство слабости в желудке. Мне показалось, что сквозь шум воздуха в сушилке я ясно слышу голос Энни, но он был только в моем воображении.

Она говорила:

— Держи хвост пистолетом, сынок!

Я снова оделся и вышел из ванной.

Папа возился с ужином, и если я говорю “возился”, то именно это я и имею в виду. Он обжег палец о СВЧ-печь; только не спрашивайте меня, как это ему удалось. Мне пришлось превратить в салат все, что он “наготовил”. Я достал из холодильника новую порцию продуктов и оттаял ее. Никто из нас не произнес ни слова.

Я накрыл стол на троих, и папа наконец сказал:

— Поставь четвертый прибор, Билл. У Молли есть дочь.

Я уронил вилку.

— Молли? Ты имеешь в виду миссис Кеньон?

— Да. Разве я тебе не говорил? Нет, ты же не позволил сказать мне об этом.

Я ее хорошо знал. Она была чертежницей у папы. Я также хорошо знал ее дочь — двенадцатилетнюю девчонку. То, что это оказалась миссис Кеньон, было еще хуже. Она присутствовала на похоронах Энни и даже набралась наглости плакать.

Теперь я знал, почему она всегда была со мной дружелюбна, когда я заходил к папе в его бюро. Она уже тогда положила глаз на Джорджа.

Я ничего не сказал. Какую пользу могли принести слова?

Я вежливо поприветствовал их, когда они пришли, потом я вышел из своей комнаты, чтобы они увидели меня за обедом. Обед был малопримечательным. Папа и миссис Кеньон разговаривали, а я отвечал, если меня спрашивали. Я не прислушивался к их разговору. Я все еще думал о том, как же он так поступил. Девчонка пару раз заговорила со мной, но я так ответил ей, что она скоро совсем заткнулась.

После обеда папа предложил, чтобы мы все вместе отправились в кино. Я извинился и сказал, что я еще должен упаковать свой багаж. Они пошли без меня.

Я думал обо всем понемножку. Но с какой стороны не посмотри, все равно это было плохо.

Сначала

я решил вообще не лететь на Ганимед, если туда полетят они. Хотя папа и потеряет внесенный за меня залог, но я буду много работать и, конечно, смогу выплатить ему это — я не хотел ничего быть им должен.

Потом я наконец понял, почему папа сделал это, и почувствовал себя лучше, но ненамного. Цена была слишком высока.

Сам папа пришел домой поздно и постучал ко мне в дверь. Она была не заперта, и он вошел.

— Ну, мальчик? — спросил он.

— Что значит это “ну”?

— Билл, я знаю, что это для тебя неожиданность, но ты должен пройти через это.

Я рассмеялся, хотя мне было не так уж и хорошо. Пройти через это! Может быть, он мог забыть Энни, но я никогда этого не смогу.

— А тем временем мне хотелось бы, чтобы ты вел себя лучше, — сказал он. — Я думаю, ты сам знаешь, как ты теперь должен вести себя. Мне очень не понравилось, что гы чуть было не плюнул им в лицо.

— Но это неправда! — запротестовал я. — Разве я не накрыл на стол и не приготовил еду? И я был вежлив с ними.

— Таким же вежливым, как судья во время вынесения приговора. И так же дружелюбен. Мне очень хотелось пнуть тебя по щиколотке, а не напоминать тебе о манерах и приличии.

Я думаю, что я тогда набычился. Джордж продолжил:

— Но все это в прошлом. Забудем об этом, Билл, через некоторое время ты сам увидишь, что это была… хорошая мысль. Я прошу тебя только о том, чтобы ты в этот промежуток времени вел себя прилично. Тебе же не надо бросаться им на шею; но я настаиваю на том, чтоб ты был разумен и вежлив, как обычно. Ты, по крайней мере, попытаешься сделать это?

— Да, конечно, — потом я продолжил: — Скажи мне, папа, почему это произошло так неожиданно?

Он смущенно посмотрел на меня.

— Это была моя ошибка. Я думаю, что сделал так потому, что я был уверен: узнав об этом, ты сдвинешь небо и превратишь землю в ад. И поэтому я боялся.

— Но я понимаю, почему ты на это решился. Я понимаю, почему ты хочешь жениться…

— Что?

— Я понял, когда ты упомянул об уставе. Ты должен был жениться, чтобы отправиться на Ганимед.

— Что?

Я совсем запутался.

— Но… но это же так, не правда ли? Ты же сам это сказал. Ты…

— Я не говорил ничего подобного! — папа остановился, глубоко вдохнул воздух и медленно продолжил: — Билл, может быть, у тебя сложилось такое впечатление — хотя для меня это не особенно лестно. Но теперь я, наконец, должен сказать тебе правду: Молли и я поженились не потому, что должны были лететь. Мы летим потому, что хотим пожениться. Ты, может быть, еще слишком молод для того, чтобы это понять, но я люблю Молли, и Молли любит меня. Если я захочу остаться здесь, то останется и она. Если я захочу лететь, она полетит вместе со мной. Ты достаточно умен, чтобы понять, что я должен полностью покончить со своей прежней жизнью. Ты понимаешь меня?