Дорога Славы (сборник)
Шрифт:
— Но, черт побери, я все еще не понимаю, почему он хочет прикончить меня за то, чего я НЕ сделал, тогда как дома у нас, как можно ожидать, он мог бы пристрелить меня за то, что я СДЕЛАЛ. Разве в этой стране мужчина вынужден принимать любое бабье предложение? И почему она побежала жаловаться? Почему она не сохранила это в тайне? Черт, да она даже не пыталась. Она приволокла своих дочерей.
— Но, милый, это же не было секретом. Он просил вас во всеуслышанье, и вы приняли приглашение. Как бы вы чувствовали себя, если бы ваша невеста в брачную ночь выкинула бы вас из спальни? “Стол, крыша и постель”.
— “Постель”. Стар, в Америке постель — это мебель с многоцелевым назначением. Иногда мы в них спим. Просто спим. Я его не понял.
— Теперь я знаю. Вы не знали этого выражения. Моя вина. Но теперь-то вы видите, почему он был совершенно — и принародно — унижен?
— В общем, да, но он был сам тому виной. Он просил меня при людях. Было бы хуже, если бы я тогда сказал нет.
— Вовсе нет. Вы не были обязаны соглашаться. Вы могли бы отказаться с достоинством. Вероятно, самый достойный способ, хоть это и было бы белой ложью, это когда. Герой заявляет о своей трагической неспособности — временной или постоянной — из-за ран, полученных в той самой битве, которая выявила его героизм.
— Я это запомню. Но все же я не понимаю, почему он с самого-то начала был так удивительно щедр.
Она повернулась и посмотрела на меня.
— Мой милый, ничего, если я скажу, что ВЫ удивляли МЕНЯ при каждом нашем разговоре? А я думала, что я — то много лет назад потеряла способность изумляться.
— Это взаимно. Меня ты удивляешь всегда. Однако мне это нравится — за исключением одного раза.
— Милорд Герой, как вы думаете, как часто простому деревенскому помещику предоставляется заиметь в своей семье сына Героя и воспитать его, как собственного? Разве не можете вы почувствовать его горького, как желчь, разочарования от того, что вы вырвали у него, после того, как он уверился, что вы пообещали ему этот подарок? Его стыд? Его гнев?
Я рассмотрел это повнимательнее.
— Надо же, чтоб мне пусто было. В Америке это тоже случается. Но об этом не хвастаются.
— Иные страны, иные обычаи. В самом крайнем случае, он думал, что ему выпала честь, когда Герой обращается с ним, как с братом. А при удаче он ожидал потомства Героя для Доральского дома.
— Постой-ка минутку! Это поэтому он послал мне троих? Чтобы увеличить шансы?
— Оскар, он с готовностью послал бы вам тридцать… если бы вы намекнули, что чувствуете в себе достаточно героизма, чтобы предпринять это. А так как он послал вам свою главную жену и двух любимых дочерей… — Она заколебалась. — Чего я все-таки не понимаю, так это… — Она оборвала себя и задала мне прямой вопрос.
— Дьявол, да нет! — запротестовал я, краснея. — По крайней мере, с 15 лет. Но что меня оттолкнуло, так это то, что та совсем еще ребенок. Именно она, я думаю.
Стар пожала плечами.
— Может быть, и она. Но она НЕ ребенок; на Невии она считается женщиной. Даже если она пока не распечатана, я готова побиться об заклад, что в следующие 12 месяцев она станет матерью. Но если вам было неприятно брать ее, почему вы не шугнули ее прочь и не взяли ее старшую сестру? Эта красавица, как я знаю, потеряла свою девственность с тех пор, как у нее появились груди — и еще я слышала, что Мьюри “та еще штучка”, если я правильно помню американское выражение.
Я
— Pardonne-mei, mon cher? Tu as dit? [54]
Я сказал, что не стал заниматься сексуальными преступлениями по причине Великого Поста.
Лицо ее выразило озадаченность.
— Но Великий Пост ведь прошел даже на Земле. А здесь этого нет вовсе.
— Прости.
— Все же мне приятно, что ты не выбрал Мьюри поверх головы Летвы. Мьюри бы стала невероятно заноситься перед своей матерью после такого. Но я так понимаю, что ты согласен все исправить, если я улажу дело. — Она прибавила: — От этого в очень большой степени зависит то, как я буду его убеждать.
54
Извини, дорогой? Что ты сказал? (фр.)
(Стар, Стар, единственная, кого я хочу, это ТЫ!)
— Значит, ты этого хочешь… моя милая?
— О, как бы это нам помогло!
— Решено. Тебе видней. Одна, три или тридцать — буду стараться хоть до смерти. Но не с девчонкой!
— В этом проблемы нет. Дай-ка я подумаю. Если Доралец позволит мне вставить хотя бы ПЯТЬ слов…
Она умолкла. От руки ее шло приятное тепло. Я тоже ударился в размышления.
— Стар, а где спала вчера ночью ты?
Она резко обернулась.
— Милорд… разрешается ли мне попросить вас, пожалуйста, НЕ СОВАТЬСЯ НЕ В СВОИ ДЕЛА!
— Видимо, да. Но мне кажется, что- в мои дела сует нос каждый.
— Простите меня. Но я очень сильно обеспокоена, и моих самых тяжелых волнений вы даже еще не знаете. Это был справедливый вопрос, и он заслуживает честного ответа. Гостеприимство всегда уравновешивается, и честь оказывается обеим сторонам. Я спала в постели Доральца. Однако, если это имеет значение — а для вас оно может иметь; я все еще не понимаю американцев — вчера я была ранена и рана еще меня беспокоила. У Джоко мягкая и нежная душа. Мы спали. Просто спали.
Я постарался сделать вид, что не придаю этому значения.
— Сожалею, что тебя ранило. Тебе до сих пор больно?
— Совершенно нет. Повязка отпадает. Однако прошлой ночью я не в первый раз пользовалась столом, крышей и постелью в Доральском доме. Мы с Джоко старые и прекрасные друзья, почему я и думаю, что могу положиться на то, что он даст мне несколько секунд перед тем, как убить меня.
— Что ж, кое-что из этого я и сам понял.
— Оскар, по вашим понятиям, в соответствии с методами вашего воспитания, я шлюха.
— О, ни за что! Принцесса.
— Шлюха. Но я не из вашей страны, и меня воспитывали по другим законам. По моим представлениям, а мне они кажутся хорошими, я женщина достойная. Ну а теперь… я все еще остаюсь вашей милой?
— Милая моя!
— Мой милый Герой. Рыцарь мой. Наклонитесь поближе и поцелуйте меня. Если нам суждено умереть, я хотела бы, чтобы рот мой помнил тепло ваших губ. Вход лежит как раз вон за этим поворотом.
— Я знаю.
Несколько секунд спустя мы гордо въехали в зону обстрела со вложенным в ножны оружием и ненатянутыми луками.